Дом подруги располагался в двух шагах от Мейн-стрит, в длинном ряду таких же домов, задними окнами выходящих на длинное озеро, которое полукольцом охватывало город. Достался он ей от покойной бабушки, и Лаура потратила массу времени и усилий, чтобы благоустроить и украсить и сам дом, и территорию вокруг него. Только эти заботы и спасали ее после развода.
Припарковывая машину на аккуратной стоянке возле дома, Мэг мысленно восхищалась Лаурой. Во-первых, она окончила двухгодичный местный колледж; затем пережила это ужасное замужество — почти четыре года. Сразу после развода умерла ее бабушка, оставив ей в наследство дом у озера, кое-какое имущество и небольшую сумму денег. Лауре пришлось полностью перестраивать свою жизнь, с самого основания. Работая как проклятая с утра до ночи, она умудрилась еще окончить школу парикмахеров и открыть свой салон. Он занимал теперь весь первый этаж ее большого, в викторианском стиле, дома плюс огромную открытую веранду вокруг всего первого этажа.
Лаура любила плетеную мебель и зеленые растения, дорогие вышитые коврики, кружевные накидки и салфетки ручной работы, живые цветы. Она не только держала салон красоты, но каждое воскресенье, в 4 часа, собирала местных женщин, друзей, клиентов на «чайные приемы». Так ее салон стал своеобразным — и самым любимым — женским клубом в Блу-Спрюс. «Моя миссия в жизни, — призналась она как-то Мэг в телефонном разговоре, — помогать женщинам понять, как они прекрасны. И не только внешне, но и внутренне».
Дом ее, обставленный в стиле рубежа веков, был очарователен. Мэг прошлась по дорожкам садика, восхищаясь анютиными глазками, пионами, куртинами роз по обе стороны выложенной крупным плоским камнем дорожки, и только потом, поднявшись на красивое крыльцо, позвонила у парадного входа. Тоненько, нежно звякнул звонок-колокольчик. Несколько прелестных женских головок повернулись в ее сторону, когда она вошла в залитый солнцем салон.
— Привет! — Маникюрша Минни Ольсен, миниатюрная женщина, похожая на симпатичную маленькую мышку, с мягкими каштановыми волосами и светлыми, робкими глазами, улыбалась ей застенчивой улыбкой. — Мэг, как хорошо, что ты пришла!
— Здравствуй, Минни! — Мэг обняла ее. Минни так и зарделась от радости. — О, Минни, какие у тебя ногти, чудо!
Минни все знали, как первоклассную маникюршу — она работала интересно, с выдумкой. Сегодня ее ногти были дивного темно-пурпурного цвета, с тонкой золотистой линией по краям.
— Лак «Пикабу», а сверху — «Голден диггерз делайт». До вечера я еще переделаю — придумаю что-нибудь другое. Может быть, «Пуэбло плам» или «Гранд тетон топаз». Хочешь, и тебе сделаю маникюр к вечеру?
— Не-ет, спасибо, Минни. — Мэг инстинктивно спрятала руки в карманы джинсов — рабочие руки, привыкшие к клавишам компьютера. — Вообще-то, я пришла повидать Лауру.
— А-а… она наверху, с Хитер. — Лицо Минни приобрело озабоченное выражение. — У нее голова сильно болит. Плохо себя чувствует.
И неудивительно, подумала Мэг.
— Ну, я тогда только поднимусь к ней и поздороваюсь.
— Понимаешь, она сказала, что собирается отдохнуть…
— Она ждет меня, Минни, мы договорились встретиться. — Мэг взяла ее за локоть.
— А-а-а… Ну, тогда иди. А я тебе хочу сказать, у тебя бездна вкуса. Эта люстра в холле твоего особняка…
Мэг прикусила губу и мысленно сосчитала до десяти — ей надо подняться наверх спокойной. Лауру и Хитер она нашла в главной, парадной спальне, выходящей окнами на улицу. Лаура полулежала на шикарной бронзовой кровати, под сине-серо-розовым покрывалом, с мокрым полотенцем на лбу. Хитер нервно ходила из угла в угол. Как только Мэг переступила порог, обе замолчали.
— Здравствуйте, девочки, доброе утро! Неужели я настолько опасна, что вы спрятались от меня на втором этаже?
— Просто плохо себя чувствую… — простонала Лаура.
— Мы и правда глупо поступили, — покаялась Хитер.
— Да-а… Придется тебе вечером еще раз встретиться со всем классом, — пробубнила слабым голосом Лаура.
— Тебе, наверно, приз приготовили, — как самой преуспевающей из всех, — довершила начатое Хитер.
Как красиво! Важная персона возвращается домой и получает приз. Неплохой сюжет для романа. Вот только в жизни так не бывает, ехидно подумала Мэг.
— Ладно, пусть так. Пусть дадут мне этот приз. А я, перед тем как уехать, отдам его Сьюзи и Кевину. И расскажу правду всем.
— А, что ты волнуешься? По меркам Блу-Спрюс ты и впрямь добилась большого успеха. Взять хотя бы, что твой роман опубликован.
— Это большое достижение! — поддержала Лаура, широко открывая глаза и высовываясь из-под влажного полотенца.
— Этим вранье не оправдать, девочки, — тихо возразила Мэг.
Некоторое время они все молча смотрели друг на друга. Потом Мэг прошла по комнате к окну, взяла с кресла-качалки плюшевого медвежонка и уселась в кресло, посадив мишку на колени.
— Я вернулась специально, чтобы развеять эти слухи, — сообщила она. — Не могу я уехать в Лос-Анджелес, оставив здесь такой букет вранья.
Лаура заплакала. Мэг встала, посадила медвежонка обратно в кресло-качалку, подошла и опустилась на кровать рядом с Лаурой, взяв ее за руку.
— Мы, вообще-то, пытались рассказать правду… — начала Лаура сквозь слезы.
— Знаю-знаю, — утешила ее Мэг. — Мне отлично известно, как рождаются сплетни в Блу-Спрюс. И как быстро распространяются.
— Дело в том, Мэг… понимаешь, они сами хотят в это верить, — стала объяснять Хитер. — Когда Минни представляет себе твою жизнь — да она просто счастлива.
— А одна моя клиентка сказала как-то: «Хоть одна уехала из города и ее мечты осуществились».
Да-а… об этом Мэг не думала. Придется ей говорить экспромтом и открыто — обо всем, что у нее на душе. Хватит!
— Дело в том, девочки, что я чувствую себя не на своем месте потому, что все это вранье отделяет меня от остальных. Я среди всех как чужая.
— Я знала, знала, что так случится! — Лаура разрыдалась. — Такие вещи и в школе на тебя так же действовали! Прости меня, Мэг!
Что ж, несмотря на эту глупость, Хитер и Лаура ее лучшие подруги. Они привязаны к ней, знают про ее давние беды, стычки с матерью. Та методично вдалбливала ей в голову: будь «не хуже людей», находи общий язык со всеми в этом Богом забытом колорадском городке. Сама-то Антония Прескотт рассматривала себя как личность над толпой — «над массой», как она говорила. И всегда старалась внушить дочери, что та лучше других. Теперь, через десять лет после окончания школы, это чувство изолированности от сверстников до сих пор не оставило Мэг.
