— Ну, ладно, ладно. Потом зайду. И особо-то ты девица, не ряпайся: хочешь жить — шевели умом.
— Я и так шевелю, чай, не безмозглая кукла.
— Вот-вот. Потом столкуемся.
Он ушел, Настя открыла окно. На улице накрапывал дождик. «И завтра, поди, заявится,— вздохнула она, — будет приставать, соблазнять тряпками, банкой консервов или плиткой шоколада. Но как от него избавиться? Грубо вытолкнуть — озлобится. А злобный недруг таких бед натворит, что окажешься за решеткой. Что же предпринять? Был бы рядом Филимонов — подсказал бы. Да вот еще
вдобавок связь не наладила. Уж не вернуться ли обратно в Городец?»
Нет, она должна еще сходить на запасную явку. Если и там провал, тогда — домой.
Все было враждебным в этом небольшом городке, где разместились различные немецкие тыловые службы. На улицах — сплошь военные, однако они стали суетливы, во всех их действиях чувствовалась какая-то нервозность. Видимо, отзвуки событий в районе Курска и Харькова докатились и сюда, в глухой городок северо-западной России.
А скоро ли на этих землях грянет гром? Стогласный. Очистительный. Под Ленинградом и на Волховском фронте. Чтобы приблизить эти яростные вспышки грома, надо повсюду вредить врагу, не давать ему покоя. И вот она, Настя Усачева, послана подпольным райкомом со специальным заданием. Может, от ее умелых действий, от ее выдержки и хладнокровия зависит многое. Ведь на нее рассчитывают, на нее надеются — там, в партизанском штабе.
Нет, она должна действовать именно здесь, в этом небольшом городке, где оккупанты чувствуют себя еще спасительно прочно, где пока они хозяева. Чтобы быстрей от них избавиться, нужна ее четкая и безупречная работа. Назад пути не было...
На запасной явочной квартире ей открыл дверь пожилой мужчина в очках. Он ответил на пароль, как и было предписано, и, пригласив в переднюю, сразу же задал вопрос:
— На улице Гоголя были?
— Да, была,— ответила Настя и рассказала, как там встретила ее какая-то женщина.
— Положение серьезное,— потирая руки, начал рассуждать человек в очках. — Никто за вами не увязался?
— Да вроде бы нет.
— Наш человек, проживавший в доме на Гоголя, арестован. Он дальний родственник этой женщины. Подозрения падают на нее. Возможно, она повинна в том, что он провалился. Кто он — теперь для вас это не имеет никакого значения. Связь будете держать со мной. Звать меня — дядя Вася. — Он улыбнулся, сощурив близорукие глаза. — Все инструкции для дальнейших действий будете получать от меня. А через кого и каким путем—потом решим.
Настя кивнула и начала рассказывать о том, как к ней приходил полицейский Синюшихин.
— Наиподлейший мерзавец этот Синюшихин,— сказал дядя Вася.— На совести этого негодяя — не одна жертва. Однако и его надо использовать, если предоставится такая возможность. Пускай заходит, но будь осторожна. Синюшихин — хитрая бестия.
— Одного боюсь,— ответила Настя,— назойлив он.
— Говори, что замужняя, что верна только мужу.
Сказал это дядя Вася и заметил, как потухли у Насти глаза. Глубоко вздохнув, она сказала:
— Нет у меня мужа.
И она поведала ему все. Как замуж вышла, как провожала Федора на войну, как пришел Гешка с недобрыми вестями.
— Тяжело мне, очень тяжело. Я все время думаю о нем...
Дядя Вася молчал, думал о Настиной судьбе, о судьбе многих людей.
— Но ведь он не живой, убили его.
— А может, живой. Может, Гешка-то ошибается. Всякое на войне бывает — и мертвые воскресают.
— Ты не говори никому, что погиб муж, ни полицаю тому, ни немцам. Пускай
Федор твой будет словно бы живой. — Она в знак согласия кивнула, а он между тем продолжал: — И на работу устраивайся как можно скорей. Хорошо говоришь по-немецки, а это уже половина успеха.
Они условились, когда снова встретятся, и Настя сразу же пошла на биржу труда. Там ей сказали, чтобы зашла через пять дней, и предложили заполнить анкету. Сотрудник биржи, некто Сперужский, с лисьими глазами и тонким женским голосом, стал допытываться:
— По какой причине в город переехала? Почему мать оставила?
Эти вопросы озадачили ее, и сразу она не могла ответить.
— В деревне скучно,— наконец сказала и почувствовала, что сказала правильно.
— Понятно,— изрек многозначительно Сперужский. — Вы женщина молодая, красивая... Нужны кавалеры подходящие, а в деревне — там что? Серость.
— И в деревне грамотных людей теперь много.
— Немецкому рейху грамотеи не нужны. Интеллигенты только воду мутят. Германии нужны работники.
«Да, это верно. Гитлеру нужны бессловесные рабы»,— подумала Настя и примирительно ответила:
— Нужны работники, господин Сперужский, вы правильно сказали.
Ему, видимо, понравился ответ, и он благосклонно сказал на прощание:
— Приходите завтра, что-нибудь придумаем.
— Спасибо,— ответила она и пошла к выходу. Когда открыла дверь, то услышала из глубины кабинета писклявый голос:
— Усачева, вы случайно не родственница валдайским заводчикам Усачевым? Были до революции такие фабриканты, занимались изготовлением знаменитых валдайских колокольчиков.
— Нет, как будто просто однофамильцы.
— А я подумал — валдайская ты, потому и спросил. — Он обращался к ней то на «вы», то на «ты», и эта изменчивость в обращении говорила о частой смене его настроений, его отношения к тому, с кем он разговаривал. — Приходи,— повторил он еще раз,— для тебя что-нибудь придумаем. — И она поняла по тону его обращения, что он действительно для нее может что-то сделать.
Выйдя на улицу, размышляла о том, что приходится обивать пороги, унижаться перед мелкими тварями, просить, чтоб устроили. Грамотные работники им не нужны, а нужен рабочий скот, послушное стадо, бессловесное и раболепное. Не зря, видать, спросил о родстве с теми Усачевыми, что жили когда-то в Валдае. Настя бывала в этом маленьком примечательном городке: там жила подруга Верочка Иванова. Была летом, когда готовились с ней поступить в институт. Понравилось озеро с живописными берегами, с хрустальной прозрачной водой. Купались и загорали, ходили в боровые леса.
Запомнилось валдайское кладбище, расположенное на холме. У входа — кирпичной кладки красная церковь. Над могилами — высокие деревья. У подруги здесь покоилась мать. И вот Настя вспомнила, что рядом были похоронены и купцы Усачевы. На их могилах стояли массивные кресты из черного мрамора. Из надписей на них следовало, что Усачевы жили в Валдае еще в начале прошлого века. И фамилия этих Усачевых известна только потому, что они разнесли по всей России малиновый перезвон валдайских колокольчиков. И звенели эти колокольцы неумолчным звоном полтора века под дугами лихих троек.
