Сара водила пальцем по узору на простыне. Ей хотелось задать матери десятки вопросов, но не столько болезнь Морны сдерживала ее, сколько собственное затруднение. Она многого не знала. Не о совокуплении, нет — Чейвенсуорт был огромным поместьем с процветающими фермами, она видела животных в брачной охоте, хотя ей полагалось этого не замечать и притворяться, что этого не существует.
Нет, вопросы, которые она хотела задать, имели несколько иной характер. Может ли женщина любопытствовать о физических аспектах брака, даже если не слишком хорошо знает мужчину? Может ли она интересоваться совокуплением, или даже сам интерес рассматривается как акт разврата?
И если женщине случилось лежать голой около греховно привлекательного мужчины, должна ли она позволить себе свободу? Особенно если этот греховно привлекательный мужчина ее муж?
Не у кого было спросить, и ей оставалось барахтаться в собственном невежестве. Сара тяжело вздохнула.
— Он очень красив, — сказала она, снова понизив голос. — Но кажется, этого в нем не замечают. Он производит впечатление, — добавила она. — Очень определенное впечатление.
Из тех, что близки к молнии.
Что ее мать подумала бы о Дугласе Эстоне? Была бы она им очарована? Ее мать умела в каждом видеть хорошее. Сара знала, что не унаследовала эту черту характера. Она, конечно, начала так поступать, желая верить, что каждый человек, с которым она контактирует, добрый и трудолюбивый. Ей хотелось думать, что у людей в сердце не только собственные интересы, что они искренне беспокоятся о других.
Пока мать наставляла ее и давала советы, в это легче было верить. Возможно, в ней слишком много цинизма отца.
Что она подумала бы о Дугласе Эстоне, обладай она оптимистическими взглядами матери?
К сожалению, она не думала бы о нем по-другому, просто потому что она его не знала. Она могла судить только по поступкам, но, пробыв в его обществе один день, мало что можно сказать. Он настоял, чтобы она спала в одной комнате с ним, что в конце концов оказалось не в тягость, потому что он не коснулся ее. Он не настаивал, чтобы она разделила с ним брачное ложе. И при этом он не учинил никакого насилия, кроме словесного.
Он не требовал, чтобы она сообщила ему, что изменит свою жизнь. Конечно, она не дала и ему возможность сделать это. И ничего она не поменяет. Ее жизнь в Чейвенсуорте пойдет своим чередом. Никакой внезапно появившийся муж не способен изменить ее существование.
Разве это упрямство?
Он был очень любезен — посидел утром с ее матерью, поговорил с ней. Что он сказал? Сара ее дочь, и матери интересно все, что с ней связано.
Какое странное время, чтобы плакать. Слезы помимо воли катились из ее глаз. Сара сердито стерла их тыльной стороной ладони и снова наклонила голову.
Хорошо, он не доставляет никаких проблем. Но он просто исчез. И что ей с этим делать?
Она сидела с матерью еще час, к счастью, больше не останавливаясь на Дугласе Эстоне. Наконец она встала и, склонившись над кроватью, поцеловала мать в лоб и прижалась щекой к ее щеке.
— Пожалуйста, Господи, — прошептала она.
Она не знала, что еще просить. «Да будет воля Твоя»… Казалось, это самые трудные слова на любом языке. Что Бог выберет в этом случае? «Пожалуйста, Господи» казалось столь же подходящей молитвой, как любая.
Приблизительно через час Хестер снова заняла свой пост. Обойдя кровать, Сара положила руку на плечо пожилой женщины. Поймет ли Хестер, что этот жест значит так много, передает слова, которые Сара не имела силы произнести вслух?
«Пожалуйста, заботьтесь о ней, как будто она ваша любимая».
— Сообщите мне, если будут изменения, Хестер, — только и смогла прошептать Сара, выходя из комнаты.
Пожилая женщина кивнула.
Сара сначала прошла в свою спальню и собрала вещи, которые понадобятся ночью. Потом пошла по коридору в герцогские покои и закрыла за собой дверь. Вместо того чтобы войти в спальню, она прошла в ванную комнату.
Ее построил дед Сары. Увлеченный средневековыми вещичками, он в свое время совершил набег на французский замок, позаимствовав ванну, высеченную из твердого камня. Он привез ее в Чейвенсуорт и установил на широкой платформе с несколькими ступеньками.
Она зажгла восковые свечи и на миг замерла, восхищенная едва различимым ароматом. В колеблющемся свете огоньков, таком слабом, но все же совершенном освещении, камень начал пылать золотом.
Эта малость напомнила Саре, что она не часто позволяла себе роскошь.
Ванна была массивная, прямоугольной формы, с внешней стороны густо вырезан узор, всегда напоминавший Саре греческий орнамент. Она повернула кран, и холодная вода потекла в ванну. В доме ее отца в Лондоне была горячая вода, но здесь, в Чейвенсуорте, никогда не хватало денег, чтобы установить котел. Когда ванна наполнилась наполовину, Сара, взглянув на каминные часы, пошла к двери. Как она и велела, там стояли два лакея с ведрами горячей воды.
— Добрый вечер, леди Сара, — сказал тот, что повыше.
— Очень пунктуально, Джеймисон.
Он улыбнулся, что не было подобающим ответом, но Сара не отчитала его. Она молча стояла у двери и ждала, пока лакеи отнесут ведра в ванную. Закрыв за ними дверь, она вылила в ванну три ведра. Потом разделась, сложив одежду аккуратной стопочкой у ступеней.
Нагая, она поднялась по ступенькам и погрузилась в теплую воду, жалея, что у нее нет душистой соли. Этой роскоши она не могла себе позволить. Положив голову на твердый камень, она, как и всякий раз, когда оказывалась здесь, задумалась о жителях того далекого французского замка. Кем они были? Кто пользовался этой каменной ванной раньше? Они просто получали удовольствие от роскоши быть чистыми? Или они запутались в жизни, как она сейчас?
Она села, умылась и взяла мыло. Намылив стопы и лодыжки, она тщательно и усердно начала мыть все тело. Привычные действия придавали уверенности.
Обхватив себя руками, она прижалась щекой к коленям. Когда она позволяла себе плакать, то часто делала это здесь, где никто не увидит ее слез, не услышит ее рыданий. Ни одна горничная не нарушит ее уединения. Никакой слуга и не помыслит войти в герцогские покои без особого разрешения.
Однако сегодня слез не было. Их заслонило раздражение и, возможно, некоторое любопытство.
Она не стремилась замуж. Тогда зачем беспокоиться, что муж оставил ее так быстро? Возможно, он вообще не вернется. Возможно, он отправился в Лондон, сказать ее отцу, что сделка не равноценная и он не хочет до конца дней жить с особой вроде нее.
Где ее муж? И когда уже пора начать волноваться?
