— Лиза, Лизочек, меня изгрызла совесть!
— Ты, кажется, говорил обо мне гадости… Зачем?
— Прости, бес попутал, видишь, извиняюсь, чем могу искупить вину? Все сделаю, в лепешку разобьюсь, чтобы искупить свою вину. Можно я приеду? — замяукал он в трубку.
— Куда?! — в ужасе закричала я.
— К твоему дому. Я не буду заходить, просто спустись, я кое-что тебе подарю. Очень хорошее.
Меньше всего на свете мне хотелось видеть Терлецкого, но лучше уж отделаться от этого зануды, раз у него взыграло раскаяние.
Терлецкий привез в подарок картину Пиросмани. Я охнула, когда ее увидела. На ней был изображен довольный грузин с кувшином вина в руке и огромным количеством ярких красивых фруктов. На меня сразу пахнуло жаром лета, ароматами груш, винограда и слив.
— Мат лов, — поблагодарила я рассеянно Терлецкого.
— И вам не хворать, — радостно сказал Женя. — Хочешь, я научу тебя рисовать?
Я кивнула.
— Я хочу стать модельером. Мне нужно хорошо рисовать, — подтвердила я.
— Семен Семеныч! Да созвонюсь я с моей приятельницей Майкой в институте легкой промышленности, будешь учиться как из пушки. Простила меня? Мур-мяу, я же хороший. Я же не знал, что ты хорошая. Думал — шалава ко мне пришла очередная. А ты девочка из хорошей семьи. Прости негодяя.
Я кивнула — и мы попрощались. Друзьями. Мама долго охала и ахала, глядя на картину.
— Вот видишь, началась, началась светлая полоса! Девочка моя, у нас все теперь пойдет на лад.
…Ночью мне снился Хорхе. Он кружился со мной в танце и целовал меня так нежно, как будто моих губ касались крылья бабочек. Во сне я слышала стихи Лорки:
Роза
не искала рассвета.
Застыв на стебле почти без исхода,
Она искала не это.
Роза
не искала чужого следа,
Сопредельность мечты и плоти,
Она искала не это…[4]
Под утро я проснулась в слезах. Мне очень не хватало мужа. Положение мое было неопределенно. Хорхе, Хорхе, где же ты? Мне никто не нужен, кроме тебя. Нужно быть посдержаннее с мужчинами. Особенно с Роном. Не нужно подавать ему никаких надежд. Хорхе должен вернуться…
Мы встретились на станции метро «Измайловский парк». У Рона в руках была маленькая розочка. Он вручил ее мне. Мы пошли к вернисажу. Я никогда не была там раньше, но много слышала об этом месте. Действительность превзошла ожидания. На большой площади раскинулось огромное количество торговцев всякой всячиной. В основном вещи были рассчитаны на иностранцев. Разноцветные толпы интуристов бродили, с явным удовольствием торгуясь и очень громко разговаривая.
Торговали матрешками: классическими, в платочках, с губами бантиком, и новомодными, с изображением вождей и президентов. Особенно много торговали народными промыслами: хохлома, гжель, жестово, палех. Все было забито расписными подносами, досками, туесками, шкатулками, корзинками и прочими чудесными и бесполезными вещами. Можно было купить бюстик Сталина, соседствующий с бюстиком Гитлера, Ленина во всех мыслимых видах. Если кому-то холодно — к вашим услугам имелись шапки-ушанки, оренбургские пуховые платки, варежки. Продавалась советская атрибутика: флаги и флажки, комсомольские и октябрятские значки, собрания сочинений Ленина и Сталина, плакаты разных времен.
Рон ехал сюда целенаправленно: искал ордена и медали Великой Отечественной войны. Ему повезло. Почти сразу у входа он нашел то, что искал, купил нужный орден за зеленые деньги, и потом мы просто гуляли. Рон чувствовал себя счастливым, все время улыбался и шутил, а я была скованна после своего сна и боялась сказать что-либо лишнее.
Рон купил мне в подарок очень красивые вышитые варежки и деревянную фигурку «Репка» для Богданчика. Я сопротивлялась, отказывалась от подарков, но Рон настоял на своем.
— Ты что-то грустная сегодня? Да? — спросил он. — Ты не приболела? Инфлюэнца?
— Нет, я просто очень тоскую по мужу, — ответила я откровенно.
— Денис мне все рассказал о твоем муже. Он обязательно вернется. Я бы вернулся к такой женщине даже с того света, — вдруг нежно сказал Рон.
— О… Не надо, пожалуйста, Рон. Не нужно таких слов, — жестко сказала я.
Рон замолчал, но потом улыбнулся и попросил вновь:
— Лиза, пожалуйста, давай завтра сходим с тобой куда-нибудь в нормальное место. Просто выпьем кофе. Я в понедельник улетаю.
— Улетаешь? — Мне почему-то стало грустно. — Ты что, больше не приедешь в Россию?
— Обязательно приеду, только вот когда?.. Не скоро, но я буду писать, если разрешишь. Я хочу рассказать тебе о себе, о своей работе, о планах на будущее. Я не хочу это делать на ходу, хочется просто сесть и смотреть в твои глаза. Хочешь, сходим в ресторан «Арагви», я обожаю все грузинское, особенно вино солхино. Ты пила его когда-нибудь?
— Нет, даже не слышала такое название. Я знаю только вазисубани, киндзмараули, хванчкару. Мама с папой иногда покупали для гостей, я помню…
— Хванчкара — любимое вино Сталина, — засмеялся Рон. — Ну что, соглашайся на «Арагви».
— Рон, если честно, я очень хотела бы тебя попросить купить в «Айриш-хаусе» несколько баночек йогурта. Моя бабушка мечтает о нем, ее угощали, а я просто боюсь даже туда заходить. Ведь там все на доллары. Извини меня, но такая у меня просьба.
— Это самая легкая просьба на свете, — засмеялся Рон. — Завтра же твоя бабушка будет ужинать йогуртом.
— Я пойду с тобой в «Арагви», но только совсем ненадолго.
— Договорились! — Рон рассмеялся и… нежно приподнял мою руку для поцелуя. Какой ужас…
Мои руки за время работы в офисе стали красными, сухими от бесконечной воды и химикатов, ногти расслоились и были коротко острижены. Мои руки были просто ужасны. Рон заметил это. Он задержал мою руку в своих руках, еще раз поцеловал и прошептал:
— Бедные ручки… Столько работы для таких ручек… Завтра в «Айриш-хаусе» я куплю для этих ручек самый лучший крем.
…Дома мы весь вечер вместе с мамой и бабушкой думали, что мне надеть. В результате нашли самый лучший выход: я надену мамино «маленькое черное платье» и яркий шарф. Обуви не было. Пришлось клянчить у соседок. В результате нашли замшевые полусапожки вполне приличного вида, но на один размер меньше моего. Делать нечего — придется помучиться. Ради красоты можно выдержать и испанский сапожок, не могу же я ударить в грязь лицом перед американцем. Я никогда не была в ресторанах и очень волновалась. Мама со знанием дела утешала меня. Она много раз была в ресторанах с папой, поэтому считала себя опытным ресторанщиком.
