Она хромала и кружила вокруг нас как танк, а я не успела ничего перевести. Рон смотрел на нее, беззащитно улыбаясь, и ничего не понимал. Меня охватил ужас. Я испугалась, что тетка может обидеть безобидного Рона, особенно я почему-то боялась за его очки. Вдруг она их расколошматит, где мы найдем ему новые? Я быстро про себя прочитала молитву: «Господи, Иисусе Христе, спаси нас, грешных!» Лучше нам уйти отсюда побыстрее. Схватила Рона за руку, бросила пакеты, потащила его быстрым шагом через подворотню к метро. Несколько метров мы почти бежали, раскраснелись, а потом дружно рассмеялись.
— Страшно было? — спросила я его.
— Ужасно! Главное, я не понял ничего. Что она от меня хотела. Денег? — хохотал Рон. — О, какая женщина! Она ругала тебя или меня?
— Она ругала сама себя. Тебе не стоит знать подробности. — Я закрыла неприятную тему.
— Я же говорил: пойдем пить кофе, а ты все: «Планету чистить, планету чистить…» Вот и дочистились!
Мы снова дружно расхохотались.
— Куда теперь? Пить кофе? — с надеждой подмигнул мне Рон.
— Проводи меня до дому, — жалобно попросила я. Хватит приключений и позора на сегодня. Это я во всем виновата, наверное, сыграла злую шутку моя нищенская психология. Действительно, надо было сразу бросить эти дурацкие бутылки и не показывать Рону изнанку нашей жизни. Какой позор.
Я тяжело вздохнула.
— Я компенсирую тебе потерю, — неправильно истолковал мой вздох Рон.
— Нет! Мне ничего не надо, пожалуйста. Просто проводи до метро, а завтра я пойду с тобой на вернисаж, — просила я.
— Ты даже не представляешь, как мне тяжело ездить в вашем метро, — признался Рон.
— Почему это? — обиделась я. — Наш прекрасный метрополитен им. В.И. Ленина всегда нравился гостям столицы.
— У вас в метро ездит такое количество красивых женщин, что можно сойти с ума. Я пока доеду до нужной станции, уже сам не свой, как голодный мальчик перед витриной кондитерского магазина, — усмехнулся Рон.
И вдруг я почувствовала что-то похожее на ревность… Вот это да… Странно, кто он мне, этот Рон? Я приревновала его к красивым москвичкам? Но ведь я люблю только Хорхе…
— Но ты самая красивая, — как будто услышал Рон мои мысли, — и мне теперь не так трудно будет ехать, ведь самая красивая девушка Москвы едет рядом со мной. Еще и спасла меня во время романтического путешествия со сдачей бутылок. И еще: у вас никто в метро не ест, а у нас все в метро постоянно что-то жуют. На это не всегда приятно смотреть. Надеюсь, что у вас не войдет в привычку жевать в метро.
Мы нырнули в подземку. Ехать пришлось совсем недолго. Рон обращал мое внимание на те детали, на которые я давно внимания не обращала. Я смотрела на мир его глазами и удивлялась. Мы привыкли, а какой прекрасный и чистый дворец под землей посещаем каждый день! Это же просто произведение искусства и инженерного таланта! Сколько труда вложено в его строительство! Мы принимаем все как должное, а ведь это метро — настоящее чудо. В метро Рон вел себя прилично — никуда не пялился, смотрел только на меня. Просто умница.
Доехали до нужной остановки, вышли на улицу. Дохнуло легкой морозной свежестью. Падал мелкий пушистый снежок, и было так красиво, что сжималось сердце. Все-таки наш город хорош, особенно когда снежок маскирует его своей чистотой. Мы шли молча вдоль трамвайных путей, улыбались друг другу. Навстречу попались две школьницы лет десяти, они с наслаждением ели мороженое в стаканчиках и смеялись.
— Да, ну и традиции у вас. Никак не могу привыкнуть. Зимой есть мороженое на улице. — Рон поежился и инстинктивно поправил свой ярко-красный шарф, намотанный на шею.
— Могу тебе еще и моржей показать для большего впечатления, — гордо сказала я.
— Ты приглашаешь меня в зоопарк? — удивился Рон. — Пойдем, прямо сейчас!
— Нет, так называют у нас людей, которые окунаются в прорубь зимой. Жаль, крещенские праздники уже прошли, это наиболее эффектное зрелище. И никто после этого не болеет.
— Не может быть! — воскликнул Рон.
— Очень даже может. В Крещение вся вода становится особенной, у нее меняется структура, мой папа это изучал и рассказывал.
— Познакомишь меня с ним?
— Нет, он умер. Совсем недавно. — Я тяжело вздохнула. Я до сих пор не верила в то, что это произошло.
— Извини. Мне рассказали, что у тебя пропал муж и болеют родители… Про папу я не знал. Знаешь, я в прошлом году похоронил маму и очень хорошо понимаю, что ты испытываешь. — Рон развернул меня к себе, и мы обнялись. Мы поняли боль друг друга. — Во всем мире люди чувствуют одно и то же, когда теряют близких людей. Эта душевная боль одинакова, — констатировал Рон.
Дошли до моего дома.
— До свидания, Лиза. Повтори, пожалуйста, твой номер телефона и номер квартиры.
Мы попрощались до завтра. Завтра договорились идти на вернисаж, в Измайлово.
…Я вошла в квартиру и учуяла запах жареного лука. Мама успела что-то приготовить. С ней произошла фантастическая вещь: ее болезнь с рождением Богдана словно отступила. Она чувствовала себя лучше, чем год назад, несмотря на безумную нагрузку, бессонные ночи и бесконечную усталость. Мама понимала, что все держится на ней. Если вдруг она свалится или заболеет, наша маленькая семейка просто загнется, я не смогу работать, и мы погибнем от голода. Моя мама — настоящий герой. Она уже начала потихонечку петь Богдану песенки на английском языке, наверное, он вырастет билингвой. Мамочка… Кормит меня горячим супчиком, а я с упоением повествую о нашем приключении в пункте приема стеклотары. Мама и бабушка настороженно качают головами.
— Будь осторожна, ты ведешь себя неразумно! А вдруг бы эта тетка причинила вред тебе и ему, что тогда? Не надо, не надо подвергать риску такого хорошего человека! — укоряла меня мама.
— А с чего ты взяла, что он хороший? — поинтересовалась я ехидно.
— Он тебе помогает, не отказывайся от помощи. Она действительно нам нужна, пусть поможет. Твоему ребенку много что нужно. Не раздувай свою гордыню, — добавила мама решительно.
— А если приедет Хорхе, что я ему скажу? Что мне давал деньги какой-то американец неизвестно за что?
— Известно за что. За переводы. Не понимаю, чего ты миндальничаешь! Вот видишь, как тебе понадобился английский язык! Вот что твоя мать тебе всегда говорила. Английский язык — это хлеб! А ты все носилась со своим испанским, с шитьем…
— А я все равно буду шить! И все равно стану модельером! — упрямо подытожила я.
Зазвонил телефон. Оказалось, что это Терлецкий. Я сразу хотела бросить трубку, но он жалобно заголосил:
— Лиза, Лизочек, меня изгрызла совесть!
