Вздрагиваю от звука, когда понимаю, что Константин Станиславович закрыл за нами дверь.
— Сейчас же сюда приведут невесту… — взволнованно проговариваю, осознавая, что теперь мы действительно наедине.
— Думаю, несколько минут у нас есть, — Симанович останавливается на расстоянии вытянутой руки и выглядит непривычно уязвимым.
Он избегает моего взгляда и заметно нервничает. Это придаёт мне уверенности.
— Зачем вы стащили ключи от служебной квартиры Филиппа Ильича с моего стола? У меня нет ни одной адекватной версии, для чего это вам могло понадобиться. Удивите меня!
— Мне сложно объяснить… — произносит он после затянувшейся паузы. — Я и сам плохо понимаю… Повёл себя как мальчишка. Я не должен был…
— Вы таким образом хотели меня подставить перед Филиппом Ильичем, а потом сжалились и передумали? Или что?
— Нет. Подставлять тебя я точно не планировал. На самом деле, я тогда подошёл взять твою большую линейку, которую иногда у тебя прошу…
— И у вас вдруг случился приступ клептомании? — раздраженно усмехаюсь.
— Нет. Я узнал этот ключ, понял, что он от служебной квартиры. Думал, что скажу тебе, что взял его, но ты не спросила…
— Я вообще ничего не понимаю! Вы хотели объяснить — так объясните по-человечески! Я при вас судорожно искала этот ключ, чувствовала себя виноватой за его потерю… Как на иголках была! Решила, что совсем уже рехнулась. А вы просто скрыли, что ключ у вас? Вы издеваетесь?!
— Я хотел больше времени провести с тобой наедине… Но всё пошло не по плану.
— Зачем?! — выпаливаю как на духу и только потом до меня доходит смысл его слов, от которых тело прошибает точно разрядами тока.
Вместо ответа он лёгким движением проводит пальцами по моей разгоряченной щеке. Будто поглаживает.
Мой испуганный, дезориентированный взгляд сталкивается с его лихорадочным. Тонет в нём.
Я хочу сделать шаг назад, чтобы вернуть себе способность трезво мыслить, но не могу пошевелиться. Даже дышать не могу, чувствуя приближение неизбежного, от которого вспыхивает всё внутри.
Мужчина шумно выдыхает, резко заводит ладонь мне за шею и рывком притягивает к себе, чтобы сокрушить мои пересохшие от волнения губы жадным поцелуем.
Я замираю от новизны ощущений и передоза переполняющих меня эмоций, совершенно не соображая. Страх смешивается с отупляющим восторгом, стирая все рамки. Я чувствую, как вихрь в голове сметает остатки разума, толкая поддаться инстинкту и потерять над собой контроль.
Издав приглушённый стон, я сдаюсь и с пылом подхватываю инициативу, добровольно шагнув в самую настоящую пропасть.
15. «Дурман рассеялся»
Руки мужчины стремительно опускаются на мою талию, силой припечатывая меня к его телу. Невыносимо тесно. Мучительно.
Крепкие ладони по-собственнически шарят вдоль по платью, обжигая через тонкую ткань. Останавливаются на ягодицах, долго поглаживают, а затем внезапно сжимают их. Я коротко вскрикиваю ему в губы, хочу вдохнуть, но он не даёт. От нехватки кислорода в голове мутно, в лёгких — уже горячо. Константин Станиславович продолжает ненасытно терзать мой рот, пользуясь тем, что от удушья я не могу сопротивляться.
Затем мужчина рывком подхватывает меня на руки, наконец, позволив отдышаться. Быстро доносит до стола и усаживает на него. Снова тянется к измученным губам, задирая платье выше и пытаясь пристроиться между моих бёдер.
Его прикосновения порождают животный испуг, но мои пальцы сами находят мужской пиджак и сбрасывают эту деталь гардероба с крепких плеч. После быстро пробегаются по пуговицам на рубашке, уверенно стягивают галстук.
Зрительного контакта между нами нет, но мы шумно дышим, беззастенчиво трогая друг друга, где вздумается.
Я не узнаю себя. Не понимаю, почему не могу остановиться.
В какой-то момент прикосновения Константина Станиславовича становятся более настойчивыми, агрессивными, даже немного грубыми. Он, продолжая целовать, кладёт пальцы мне на шею, надавливает на неё. Я хочу показать ему, что мне это не по нраву, но с ужасом осознаю, что не могу двигаться. По венам лавой проносится страх, проникая в каждую клетку моего тела.
Мужчина, тем временем, как с безвольной куклы, стягивает с меня платье и кидает его себе под ноги. Я против воли ловлю себя на том, что борюсь с пряжкой на его ремне, игриво проводя зубами по небритой скуле.
Что происходит? Я этого не хочу!
Тревога внутри ядом отравляет легкие, заставляя испуганно глотать воздух. От возбуждения не остаётся и следа. Только ощущение тягучей эфемерности. Но мы оба уже голые.
Когда он успел раздеться?!
Константин Станиславович что-то активно шепчет мне на ухо, но я не могу разобрать ни слова. Вообще ни одного! Он хватает меня за бёдра и тянет на себя.
«Нет!» — звенит в голове голос разума, но мои ноги самовольно теснее прижимаются к чужом телу, берут его в плен.
Я начинаю кричать, рыдать от бессилия, но не слышу ни звука. Перед глазами только обнаженная парочка, которая вызывает у меня дичайшее омерзение.
Внезапно я узнаю в ухмыляющейся девушке с вьющимися волосами себя.
«Уйди оттуда сейчас же! Это ошибка! — ору ей во всю глотку.
Однако она поворачивается лицом к мужчине и яро набрасывается на него с поцелуем, показывая мне за широкой спиной неприличный жест рукой.
Теперь я отчаянно силюсь зажмуриться, чтобы не видеть их, но тщетно. Наблюдать за ними настоящая пытка, от которой меня начинает трясти.
— Соня! Вставай! Твой будильник! — оглушает звонкий женский голос. — Работу проспишь!
Еле разлепляю опухшие от слез и несмытой косметики веки. Щурюсь от яркого света.
Реальность накрывает меня ушатом вместе с воспоминаниями о вчерашнем вечере. Чувство горечи теснит грудь, вызывая приступ тошноты.
— Ты как? — мама пристраивается на краешке кровати и начинает тормошить меня за руку.
Я резко присаживаюсь, подвигаюсь к тумбочке и судорожно ищу свой мобильник.
— Даня не звонил?
— Нет. Ты же сказала, что написала ему, что останешься у меня…
Я нахожу телефон, на котором шесть пропущенных. Два от Дарины, четыре — от Константина Станиславовича. Ещё висят несколько непрочитанных входящих сообщений — все от Симановича.
«Соня, нам надо поговорить! Возьми трубку!»
«Ты добралась?»
«Я не хотел, чтобы всё так вышло. Мне, правда, жаль!»
Удалить! Удалить! Удалить!
Быстро набираю и отправляю сообщение Дане:
«Доброе утро! Ты уже выехал на работу?»
Перечитываю нашу с ним вчерашнюю лаконичную переписку о ночевке у мамы и, обречённо всхлипнув, прикрываю лицо ладонью.
— Сонь, может, ты расскажешь мне, что случилось?
Отрицательно верчу головой и, отвернувшись полубоком, захожу с мобильника на почту.
Валя мне до сих пор не ответила. Если она уже успела прочитать мою писанину, которую я набирала ей вчера из такси, то, скорее всего, не может подобрать приличных слов, чтобы охарактеризовать меня. А я так сильно жду её ответа… Мне очень тяжело переварить вчерашнее наедине с собой. Безумно нужен совет!
Господи, что я натворила?! Зачем?!
— Выпей-ка, должно полегчать! — мама протягивает стакан с водой и какую-то таблетку.
— Что это?
— От головы. Я так понимаю, ты вчера малость перебрала…
Ох, если бы дело было только в этом!
— Спасибо! — лепечу пересохшими губами и принимаю от неё лекарство.
Лёгкое чувство похмелья и головная боль действительно имеют место быть. Но они ничто по сравнению с кошмаром, который сейчас творится в моей душе. Теми эмоциями, которые скручивают внутренности, разрывая сердце на части. Меня мутит от одной только мысли о том, что я сделала. Позволила себе сделать вчера.
Перед глазами возникают яркие картинки: руки и губы чужого мужчины, которые касаются, пытаются овладеть и не получают отпор. Его запах и непозволительная близость. Дурман давно рассеялся, но последствия теперь душат с каждой минутой всё сильнее, провоцируя настоящую панику.
