Окинув открывшуюся картину беглым взглядом, Саша ухмыльнулся и достал из кармана ключ.
— Извините, что помешал, — холодно сказал он, открывая собственную дверь.
— Ничего, ты не помешал нам, — ответила я, отпихивая Лёню, который не стал сопротивляться. Послушно отпустив меня, он подождал, пока Саша исчезнет за собственной дверью, и снова обнял меня. — Думаю, нам стоит войти в квартиру, — шепнул он мне в самое ухо.
— А я думаю, тебе пора, — зло заметила я, сверкнув глазами.
Сашино появление разрушило чувственное волшебство, умело сотканное Лёниными ласками. Я жаждала поскорее отделаться о Лёни, и он, как ни странно, это понял.
Оценив мое настроение, Лёня, очевидно, рассудил, что сопротивляться бесполезно, и кивнул.
— До завтра, моя прелесть. — Он чмокнул меня в щеку и исчез за дверью лифта. — Закончим в следующий раз.
— Непременно, — фыркнула я, уверенная, что этот следующий раз не наступит в ближайшем тысячелетии совершенно точно, и достала ключи от квартиры.
То, что Саша застукал меня в Лёниных объятиях, меня жутко расстроило. Это было странно, если учесть, что я сама ему сказала о том, что люблю другого мужчину. Тем не менее это было так.
Я открыла дверь и замерла, надеясь, что Саша выглянет посмотреть, чем закончилась наша с Лёней любовная схватка, но он не выглянул. Обозвав себя идиоткой, я вошла в квартиру и хлопнула дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Нужно было каким-то образом дать понять Саше о том, что Лёня отправился домой. Почему-то это представлялось мне сейчас наиболее важным.
Быстро раздевшись и сбросив мокрый ботинок, я выскочила на балкон, якобы подышать воздухом. Даже сама от себя я попыталась скрыть истинную причину своей внезапно открывшейся любви к свежему ночному воздуху, хотя она была очевидна — я надеялась, что Саша тоже выйдет на балкон подышать свежим воздухом, и тогда я его увижу, а главное, он увидит, что я провожу остаток вечера в гордом одиночестве. Но моим надеждам не суждено было сбыться. То ли Саша не питал страсти к ночному воздуху, то ли еще что, но на балконе он так и не появился, хотя я простояла достаточно долго и даже успела основательно замерзнуть.
Я видела, что в Сашиной квартире горит свет, а из открытой форточки доносится негромкий голос. Кажется, он говорил по телефону. Я попыталась прислушаться к тихим звукам, чтобы разобрать слова, но слышала только отдаленный гул. Сколько я ни напрягала слух, не расслышала ни звука. Тогда, плюнув на все и мысленно обозвав себя последней кретинкой, я скрылась в комнате, намереваясь завтра же с утра позвонить Людочке и прослушать в ее исполнении курс лекций на тему «запретный плод, или что делать, если вас манят только недосягаемые мужчины».
Утром обнаружилось, что Людочкину лекцию придется отложить из-за непредвиденных обстоятельств — до выходных моя подруга была чрезвычайно занята. В сердцах швырнув трубку на рычаг, я откинулась на спинку кресла, внезапно осознав, что до субботы мне придется в одиночку «наслаждаться» плодами своей победы над Лёней в виде его настойчивых ухаживаний. И даже поговорить не с кем. Правда, была еще Нина…
Едва я подумала о ней, Нина вошла в кабинет с мокрым зонтом наперевес и, раскрыв его, поставила сушиться у окна.
— Привет. — Я обрадовалась, что Нина пришла первой. Оставаться с Лёней наедине, пусть даже и на несколько минут, не хотелось. Что, если ему взбредет в голову «наверстывать упущенное», не отходя от кассы?
— Привет. — Нина сняла куртку и повесила ее в шкаф. После этого она обернулась ко мне и спросила: — Что такое кислое выражение лица?
Я шумно выдохнула, не зная, что ответить. К счастью, от необходимости отвечать меня избавил Лёня. Он буквально ворвался в кабинет, подскочил к моему столу и смачно чмокнул меня в щеку.
— Привет, солнце, — громко шепнул он мне в самое ухо, — жутко по тебе скучал. — После этого он повернулся к Нине и гораздо сдержаннее произнес: — Привет.
— Привет, — спокойно ответила Нина и устроилась за своим столом, послав мне оттуда какой-то странный взгляд.
— Это тебе. — Как фокусник из шляпы, Лёня выудил из-за спины букет хризантем и плюхнул передо мной на стол. Во все стороны разлетелись мелкие капельки воды.
— Спасибо. — Я поспешила за вазой. Отчего-то даже вид Лёниного светящегося лица навевал мысли о самоубийстве.
— Не за что, — улыбнулся он, смерив меня собственническим взглядом с головы до ног, под которым я сразу почувствовала себя голой.
Стиснув зубы, я подавила нарастающее желание врезать Лёне по уху и достала из шкафа вазу.
— Пойду наберу воды, — сказала я Нине и вышла из кабинета.
Оказавшись вне досягаемости Лёниного взгляда, я облегченно вздохнула. Если он теперь всегда будет с таким пылом таращиться на меня, долго я не выдержу.
В туалете я медленно открыла кран и набрала воды. Возвращаться в кабинет не хотелось. Я долго стояла перед зеркалом и смотрела на свое отражение. Почему-то оно не казалось счастливым. Усталые глаза, плотно сжатые губы…
Теперь, когда Лёня готов был разделить со мной то светлое всепоглощающее чувство любви, которое съедало меня не так давно, выяснилось, он — совсем не то, что мне нужно. Да и любовь, которая казалась незыблемой, как скала, куда-то испарилась подобно утренней росе.
Я не могла поверить, что такое возможно, но это было действительно так.
— Хорошо, что я не пошла к ворожее, — криво усмехнулась я. — Вот потеха была бы. Так хотя бы есть шанс, что со временем Лёня остынет и оставит свои ухаживания.
Шанс, что рано или поздно это произойдет, конечно, был, но пока не слишком большой. Это я поняла по тому взгляду, который Лёня послал мне, едва я вернулась в кабинет. В нем было столько страсти и огня, что мне стало жарко.
Господи, Лёня всерьез собирается сделать меня счастливой!
Поставив цветы в воду, я плюхнулась в кресло, все еще чувствуя на себе этот Лёнин взгляд, прожигающий кожу до костей. Кажется, он вознамерился съесть меня глазами, идиот.
Повернувшись к Лёне, я скривилась, намекая на то, что пора бы заняться работой, но он намека не понял. Все утро я провела под перекрестным огнем его взглядов.
В обед, схватив сумочку, я решила пройтись по магазинам, так как оставаться в кабинете было невыносимо. Если так пойдет и дальше, мне придется менять работу. Нужно как-то осторожно, не задевая чувствительного мужского достоинства, объяснить Лёне, чтобы он оставил меня в покое.
Представив, как стану объясняться с ним, я сморщилась. Пожалуй, это будет не так просто. Лёня, привыкший к всеобщему женскому поклонению, скорее всего, воспримет все как шутку, и, по правде говоря, я не могла его в этом упрекнуть. Ведь еще неделю назад смыслом моей жизни было его хорошее настроение…
