— Две сестры. Старшие.
— Что же произошло с твоей матерью?
Бронте слегка улыбнулась.
— Для человека, не желающего говорить о своей семье, ты задаешь слишком много вопросов о моей. Мама повредила спину, когда мне было около девяти лет. Вовремя, как обычно, ничего не заметили, а потом у нее начали неметь ноги, и вскоре развился паралич. Пять операций не принесли улучшения, и мама стала инвалидом. К тому времени сестры уже уехали, и все заботы о хозяйстве и о маме перешли в мои руки.
— Да, тебе пришлось потяжелее, чем мне.
— Что ж, я как-то не задумывалась об этом. Это была моя жизнь, понимаешь? Моя реальность.
— А кто сейчас присматривает за домом?
— Мы наняли женщину, которая приходит три раза в неделю и выполняет большую часть домашней работы. Теперь помогают и сестры. Мама еще полна сил, она освоилась в инвалидном кресле, и много делает сама, а больше всего любит возиться в саду. Вот, пожалуй, все, или ты хочешь знать еще что-нибудь?
— Да нет, наверно, все… — неуверенно отозвался Коннор.
— Могу рассказать о моральных проблемах, с которыми столкнулась в старших классах. Я была намного выше своих сверстников, и никто не хотел со мной дружить. Это было очень тяжело.
— Ты преувеличиваешь.
— Ты так думаешь? — С этими словами Бронте встала и исчезла в другой комнате, а спустя пару минут вернулась, держа в руках старый фотоальбом. — Вот.
Коннор взял альбом в кожаном переплете.
— Смотри!
Первая фотография, которая попалась ему в глаза: Бронте в возрасте двух лет, с ярко рыжими волосами и двумя зубами.
— Это еще ничего, дальше будет хуже.
Коннор рассматривал снимки. Вот три девочки-подростка, причем это не подруги, две из них стояли в стороне и приходились Бронте по плечо. На других фотографиях было то же самое. Наконец он дошел до фото, сделанного, когда Бронте училась в университете. Там она уже была такой, какой ее знал Коннор.
Бронте закончила убирать со стола и спросила:
— Ну, что скажешь?
Коннор закрыл альбом и улыбнулся.
— Да… ты не преувеличивала.
Они одновременно громко засмеялись.
— Бывают неудачные фотографии, — попытался утешить ее Коннор.
Бронте покачала головой.
— Ну конечно, виноват фотограф — ты это хочешь сказать? — И она снова открыла альбом. — Если бы я тогда умела пользоваться косметикой и укрощать свои непослушные кудри, результат был бы другой, и я чувствовала бы себя увереннее, несмотря на рост. Но мне больше нравилось проводить время с книжкой, лежа на полу в комнате, которую отец превратил в библиотеку. Родители очень любили читать и назвали нас в честь литературных персонажей. Старшую сестру — Эмили, среднюю — Кэтрин, а меня — Бронте, — улыбнулась девушка.
Коннор тоже улыбнулся. Как она мила и непосредственна! Как ему хорошо рядом с Бронте! В ее присутствии жизнь казалась не такой мрачной. Она удивительным образом заставляла забыть о том, что ждет его завтра.
Бронте, охваченная грустными воспоминаниями, молча смотрела на альбом.
— А у меня тоже есть… пара фотографий, — Коннор потянулся к кожаному пиджаку, висевшему на спинке стула, и взял пакет, который ему передал Оливер. — Это кассета с записями камер наблюдения в день смерти Роббинс.
— Как ты ее достал? — Бронте удивленно посмотрела на Коннора, но через мгновение добавила: — Впрочем, неважно. Я думаю, мне это знать ни к чему.
Маккой одобрительно кивнул.
— Я, наверное, лучше пойду, — сказал он, вставая из-за стола.
— Подожди! — Бронте вскочила и покраснела. — Я хотела кое-что спросить. Вернее, уточнить.
Коннор отметил ее серьезный взгляд и понял: сейчас Бронте спросит, какое отношение он имеет к убийству.
Бронте почувствовала, что ей тяжело дышать. Она стояла и смотрела на Коннора, будто от его ответа зависели все судьбы мира. Почему она так думала, объяснить было невозможно. Если даже он и состоял в интимной связи с Мелиссой, это еще не доказывало, что он убил ее.
Но если он подтвердит эту информацию, то… Она не могла даже в мыслях закончить фразу.
Глаза Коннора потемнели и утратили блеск, превратившись из темно-голубых в почти черные.
— А что ты сама думаешь? — начал он первым.
Бронте нервно вздохнула.
— Ну, честно говоря, я не знаю, что и думать. — Она перевела дыхание. — Наверняка мне известно одно: Мелисса написала жалобу на тебя за день до смерти.
Коннор подошел к Бронте так близко, что она видела каждую точку на радужной оболочке его глаз.
— Бронте, — прошептал он. — Что ты думаешь не умом, а…
— Сердцем? — продолжила она.
— Да, в душе.
Его взгляд обжигал ее губы.
— Не так давно я поняла, что душа ненадежный оракул.
— Я не спрашиваю, веришь ты ей или нет. Я хочу знать, что тебе говорит твоя душа.
— Моя душа подсказывает мне, что если я не поцелую тебя прямо сейчас, то умру на месте, — ответила Бронте.
Коннор заглянул ей в глаза, провел рукой по волосам и начал нежно и страстно ее целовать. Бронте обвила его шею руками и крепко прижалась к нему. Ей никогда не было так хорошо.
— Ну же, Бронте, скажи. — Коннор с трудом оторвался от нее.
Она посмотрела сначала на его губы, потом ему в глаза.
— Коннор Маккой, я думаю, ты смог бы очаровать даже монахиню.
Он был крайне удивлен. Она могла ожидать всего: смеха, ухмылки — но никак не удивления. Бронте внимательнее присмотрелась к нему. Он действительно не осознавал своей притягательности.
— Ты, правда, так считаешь? — тихо спросил Коннор.
Бронте кивнула. Она слышала биение его сердца. Их тянуло друг к другу словно магнитом. Еще мгновение и… Она не могла больше ждать и приближалась к нему. Их взгляды встретились.
— Перестань так смотреть, целуй меня, наконец, Маккой, — потребовала она.
Коннор поцеловал. Нежно, словно боялся спугнуть. Вначале он прикоснулся к верхней губе, потом к нижней, потом крепко обнял Бронте и поцеловал со всей страстью, на какую только был способен.
Его руки ласкали ее тело. Сначала спину, потом ягодицы и снова устремились вверх. Каждое прикосновение обжигало ее.
Бронте на секунду оторвалась от него и прошептала:
— Боже, это какое-то безумие.
— Хочешь, мы остановимся? — Коннор слегка отстранился от нее.
— Нет! — почти прокричала Бронте и страстно впилась в его губы.
Коннор приподнял ее и посадил на стол, Бронте вновь обвила его шею руками и вложила в поцелуй всю силу своего желания. Тем временем Коннор продолжал ласкать ее тело, каждый сантиметр кожи.
