Еще издали заметив приближающийся Хидадж, она повернулась к нему и сказала:
— Это Хидадж! Я знаю это селение. Вы можете… — Она с тревогой посмотрела на него. Его загорелая кожа была серой, а на лбу выступила испарина. — Что с вами?
— Ничего страшного, — ответил он, стараясь не смотреть на нее. — Значит, вы знакомы с этим селением; это прекрасно. Где прикажете вас высадить?
Дженифер придвинулась ближе к нему.
— Куин, вы плохо выглядите. Вы заболели?
Она коснулась его лба, но он отпрянул в сторону.
— Будьте так любезны, оставьте меня в покое. Я не маленький мальчик. Могу и сам позаботиться о себе. Вы поняли?
— Прекрасно.
— Итак, где вас высадить?
— Высадите прямо сейчас. Я в состоянии сама найти дорогу.
— Очень остроумно, — невнятно пробормотал он, тормозя перед проезжающими мимо машинами.
— Послушайте! Я не знаю, что я такого сделала или сказала, но, что бы ни было, прошу у вас прощения. Хорошо? — Дженифер смотрела прямо перед собой на дорожные указатели. — Я думала, мы стали друзьями за эти несколько дней. Если я чем-нибудь обидела вас или…
— Вы не обидели меня, леди. Поверьте мне. Ничем не оскорбили. Послушайте, я тоже очень рад нашему знакомству. Однако я здесь не для светских бесед. Мне необходимо продолжать работу, а для этого я должен вернуться, проехав обратно несколько сотен миль, поэтому, если вы не возражаете, я подыщу для вас безопасное место и оставлю вас там. Сам же вернусь и займусь своими делами.
— Ладно. Только вам следует избегать ни в чем не повинных туристов во избежание желания подстрелить их или же захватить в плен.
Не проронив ни слова, Куин мрачно оглядел женщину с ног до головы. Затем сосредоточил внимание на дороге.
Дженифер расплакалась.
— Извините! Не слушайте меня! Сама не знаю, что на меня нашло. Прежде я никогда никому не грубила. Ни с кем никогда не вела себя так, как с вами. Не могу ничего объяснить, но я ужасно сожалею.
— Забудьте. Просто вы попали в переделку, но держались молодцом. Честное слово, молодцом. И нечего разводить сырость, — сказал он, упорно не глядя на нее.
— Мне будет не хватать вас, — сказала она тоненьким голосом.
Он невесело усмехнулся.
— Охотно верю. Вам будет не хватать меня, как зубной боли.
Дженифер выглянула из машины и увидела знакомую улицу.
— Поверните направо. Через четыре или пять домов отсюда живет семья, которая помогала мне распределять питание. Они-то и узнают, когда намечается следующая раздача. Тогда я смогу отправиться в Сирокко.
Не говоря ни слова, он повернул баранку и поехал по указанной улице. Каждое движение давалось ему с большим трудом.
— Почему бы вам не отдохнуть немного перед обратной дорогой?
— Сначала мне нужно сделать кое-что другое. Может быть, позже.
— Я уверена, Хайда будет рада пустить вас на постой. У них есть несколько свободных комнат, где мы обычно останавливаемся.
Он только качнул головой в ответ.
Черт возьми! Ну почему он такой упрямый?
— А вот и их дом, — сказала она.
Куин остановился под оливой. Мотор он не выключил и, сидя в машине, ждал, когда Дженифер выйдет.
— Вы даже не зайдете в дом?
— Я не собираюсь провожать вас до самого крыльца. Вы уже большая девочка. Кроме того, вы знаете этих людей. А я нет.
Дженифер не верила ему. Она смотрела на него, потрясенная его видом. На нем лица не было. Куин болен. Он очень болен. А еще настаивает на том, чтобы как ни в чем не бывало отправиться обратно.
Должно быть, она заразила его лихорадкой. Вот в чем дело! И он не желает, чтобы она об этом знала, поэтому и хочет уехать как можно скорее, уйти из ее жизни, чтобы она никогда об этом не узнала.
Дженифер нагнулась и быстрым движением выключила зажигание. Джип затих.
— Какого черта вы это сделали? — вспылил он.
Дженифер спокойно вышла из машины и подошла к дверце со стороны водителя.
— Выходите.
— Послушайте…
— Нет, это вы послушайте, — сказала она. — Мне надоело ваше упрямство.
Она дотронулась до руки Куина.
И как бы для того, чтобы доказать, что она переоценила его силу и мужество, первый раз в жизни Куин потерял сознание.
Кто-то возился с его рукой. Куину казалось, что ее зажали в тисках, закручивая все сильнее и сильнее. Он готов был закричать от боли и пытался вырваться, но его держали крепко.
К его руке прикладывали раскаленную кочергу.
Вот все, что он запомнил.
Чуть позже Куин услышал голоса. Затем почувствовал прикосновение мягкой прохладной ткани, успокоившей его разгоряченное тело.
Рука болела. Черт бы ее побрал! Что они сделали с ней? Если отрезали, тогда почему же он все еще чувствует ее? Он, правда, слышал кое-что на этот счет. После ампутации люди некоторое время ощущают утраченные конечности. Какой-то зуд в них или что-то в этом роде. Черт! Зуда как раз он не испытывал. Рука горела, будто ее черти жарили.
Что они с ним делают?
— Куин, лежите, не шевелитесь! Все будет хорошо. Доктор извлек пулю. Он никак не может поверить, что вы в таком состоянии умудрились доехать сюда. Какой же вы молодец! Молодчина, правда, дорогой вы мой!
Кто с ним разговаривает? Кто назвал его «дорогой»? У него ведь никого дорогого нет и никогда не будет. Он никогда не будет таким мужчиной, какого любила его мать. Но все же Куин старался походить на отца. Правда старался. Он так хотел, чтобы мать гордилась им, чтобы она сказала: «Ты так похож на своего отца». Но она не сказала. Ни разу. Вместо этого его мать умерла. Наверное, она хотела умереть, чтобы быть вместе с отцом.
У него никого нет. Да ему никто и не нужен. Ему и так хорошо, одному.
— Дорогой, откройте рот. Выпейте мясного бульончика. Он поможет вам набраться сил. Только попробуйте, хорошо? Ради меня. Пожалуйста!
Это снова была она. Вновь досаждала и раздражала его своим мягким голосом и нежными руками. Может быть, она уйдет, если он выполнит ее просьбу? Может быть, оставит его в покое?
Черт! От нее так приятно пахнет. От ее одежды? А что это щекочет ему щеку? Ее волосы? Вот сейчас он откроет глаза и узнает, кто это. Только немного погодя, не прямо сейчас. Куин слишком устал. Он подумал о том, что неплохо бы чуть-чуть поспать и потом только открыть глаза и посмотреть, кто с ним разговаривает.
Когда Куин наконец открыл глаза, то увидел, что комната полна колеблющимися тенями. Он догадался: догорают угли в камине. Куин понятия не имел, где находится. Хуже того, это ничуть его не волновало.
Должно быть, ему дали что-то болеутоляюшее. Он вовсе не ощущал руки. Возможно, ее отрезали. Впрочем, он вообще ничего не ощущал. Казалось, он куда-то плывет. Что ж, такой способ передвижения гораздо приятнее, чем езда по ухабистым дорогам, черт бы их побрал.
