— Итак, — едва слышно сказал он, перемещая свои руки на талию, — нас уже как-то застукали за этим занятием, то есть я хочу сказать, что ужин подадут с минуту на минуту. Давай успокоимся немного, Брайони, пока о нас не начали сплетничать, как о той паре молодоженов. — Грант Гудман отпустил ее и улыбнулся. — Как ты считаешь?
— Вы спросили меня, как я считаю. — Брайони отодвинула тарелку. Она вновь не смогла в полной мере отдать должное кулинарному искусству Марсдена, хотя на сей раз осилила почти половину стейка и весь суп.
— М-м-м. — Грант Гудман потянулся к ее стакану и наполнил его вином. — Выпей, — сказал он. — Сама судьба заставляет нас попробовать это вино, хотим мы этого или нет.
Брайони сделала несколько маленьких глотков.
— Очень приятное.
— Значит, тебе понравилось? — Грант Гудман откинулся назад. — Скажи мне, о чем ты думаешь.
Брайони начертила чистой вилкой какую-то фигурку на скатерти и сейчас разглядывала ее.
— Почему бы вам просто не принять мою отставку и не отпустить меня? — Она бросила вилку, кинула на Гранта Гудмана беглый взгляд и откинула со лба волосы.
— По ряду причин. Найти сочетание менеджерского опыта со знанием здешних условий не так-то просто…
— Но и не так трудно, — парировала Брайони. — Когда я впервые приехала сюда, я ничего здесь не знала.
— Да, но ты приехала с твердым намерением похоронить себя в этой глуши, к тому же ты была ничем не обременена, если не считать воспоминаний. Находить людей для работы в отдаленных местах, а тем более удерживать их там всегда не просто, — заметил Грант Гудман, — особенно, если у них есть мужья, жены или дети.
— Ну, не такая уж тут глушь, — сказала Брайони, но чувство у нее было такое, что она как утопающий хватается за соломинку. — Всего-то час езды до Лонсестона.
— Пусть так, но ведь Лонсестон и Хобарт далеко не центры цивилизации, а уж здесь-то совершенная глушь, и думаю, немногие придут в восторг от мысли поселиться здесь постоянно.
Брайони вновь принялась чертить вилкой по скатерти.
— Продолжайте.
— И потом я не хотел бы оставить тебя без работы.
Брайони улыбнулась.
— В это трудно поверить.
— Не понимаю почему. Я предложил тебе отличные условия и не тащу в постель под дулом пистолета. Почему бы тебе просто не расслабиться и не предоставить все судьбе?
Брайони подскочила на стуле и сказала с чувством:
— Нет! Потому что дуло пистолета не исключается!
Грант Гудман засунул руки в карманы и задумчиво посмотрел на нее.
— Я не знаю, чего ты боишься. Ты боишься не справиться с собой…
— Нет, справлюсь!
Он пожал плечами и усмехнулся.
— Как раньше?
Брайони покраснела, взяла в руки свой бокал и уставилась в его рубиновые глубины. — Вы… вы просто…
— А тебя невозможно не целовать, — проговорил он нежно. К тому же тебе это понравилось…
— Вы же сами говорили, что я, видимо, изголодалась…
— Стало быть, любой мог бы рассчитывать на то, что ты ответишь ему взаимностью? Моя дорогая Брайони, я прекрасно понимаю твое желание оскорбить меня, но ты напрасно теряешь время. Этим ты прежде всего оскорбляешь себя.
— Ах, вот как? — Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — А может, я такая же, как ваша жена, и у меня тоже душа потаскушки? Может, вас только к ним и тянет?
Пауза затянулась, и Брайони со злорадством отметила, что Грант Гудман помрачнел.
— А может, — сказал он изменившимся голосом, — ты просто привыкла помыкать людьми? Смотри, Брайони, — с холодной дерзостью предупредил ее он, — в один прекрасный день ты поймешь, что переусердствовала.
Она задохнулась от негодования, побелела и хотела было что-то сказать, но Грант Гудман холодно проговорил:
— Ты можешь идти. Увидимся утром.
Когда Брайони вернулась к себе в номер, она буквально валилась с ног от усталости и эмоционального напряжения; она поняла, что у нее есть лишь два варианта: уснуть или сойти с ума. И хотя физически она почувствовала себя намного лучше утром, об ее эмоциональном состоянии этого нельзя было сказать, не помогла и Линда, пребывающая в болтливом настроении, с которой они вместе присели в офисе после завтрака.
— Вчера вечером я позвонила своей приятельнице в Сидней, Брайони, — начала она, умышленно обходя то, что видела накануне в домике Гранта Гудмана, а может, Брайони это только показалось.
— Очень хорошо.
— Она тоже занята в гостиничном бизнесе, и к тому же — кладезь информации. По всей видимости, ни для кого уже не секрет, что Грант Гудман занялся курортным бизнесом. А ты знала, — Линда вопросительно взглянула на Брайони, — что он долгие годы стоял за спиной Семплей?
— Пожалуй, я была единственной, кто этого не знал, Линда, — сухо ответила Брайони и протянула руку за меню на следующую неделю. — Обо мне тоже заодно посплетничала?
— Нет, — решительно ответила Линда. — Я в курсе этой истории, но у меня есть собственное мнение на этот счет. К тому же ты моя подруга, как же я могу о тебе сплетничать?
Брайони взглянула на нее с улыбкой.
— Ты — прелесть, Линда, не знаю даже, за что ты меня терпишь.
Линда склонила голову набок и состроила гримаску.
— Так поступают друзья. Я еще кое-что сделала. Я собрала для тебя всю информацию о Гранте Гудмане.
Брайони замерла, улыбка исчезла с ее лица.
— Что ты имеешь в виду?
— Его брак. Я подумала, может, это будет тебе полезно знать.
Брайони уставилась на Линду, не зная что сказать.
— Он был неудачным во всех отношениях. Знаешь, на ком он был женат? Нет?.. На Лизе Бернсдейл.
— Да ты что…
— Да. — Линда кивнула с важным видом. — На той самой Лизе Бернсдейл. Сама понимаешь, такая кому угодно вскружит голову. Ты видела ее в последнем фильме? Хороша, правда? Но поговаривают, что у нее были связи, — деликатно добавила Линда, — буквально по всему свету, отец ужасно избаловал ее — он был угольным магнатом…
— Я знаю, — ответила Брайони.
— И один раз Лиза призналась, — Линда понизила голос и оглянулась, — что единственным настоящим мужчиной в ее жизни был Грант Гудман, потому что он единственный мог говорить ей "нет".
Брайони невольно прижала ладони к губам.
— Что ж, — вдруг торопливо заговорила она, — спасибо, Линда, но откуда у твоей подруги эта информация… о них?
— Синтия — поклонница Лизы Бернсдейл. И еще, — многозначительно добавила Линда, — Грант Гудман получил опекунство на детей, значит, он хороший отец. Вдобавок он ревностно оберегает их жизнь от пристального внимания публики.
