слушать. Дала мальчишке партию форы, он и поверил в себя.
Я на рефлексах отшучиваюсь, а мозг судорожно соображает, как её удержать.
Отец говорит – если есть проблема, сперва ищи причину, там и решай.
Хорошо, па. Она у меня бесноватая. Как решить ЭТО?!
– Нам, кажется, по пути. Подбросить? – спрашивает Марк, пока девушки тихо шепчутся в сторонке.
– Марина с матерью живёт.
– Не готов к знакомству с родителями?
На мгновение впадаю в ступор.
Господи. Я олень.
Она старше. Сколько ещё раз нужно меня в это ткнуть, чтобы я осознал, где собака зарыта?
Марина просто боится реакции моего отца. Я, честно говоря, и сам не представляю, как он отреагирует. Но я от него не завишу, и ни секунды не даю об этом забывать.
Ему меня нечем прижать. Отец это знает, поэтому мешать не будет.
– Я отвезу тебя домой, – говорю, когда мы остаёмся вдвоём.
– Мы не доиграли.
Смахиваю часть шаров в край стола.
– В этом нет смысла, – бросаю сухо. – Я тебя услышал.
Марина удивлена, но не спорит. Даже как-то сникает внешне.
Ловлю такси, внутренне психуя, что оставил машину у театра. На своих «колёсах» было бы проще. Довела меня, зараза! Теперь придётся спорить при водиле…
Но мне неожиданно везёт. В тепле салона Марину быстро вырубает.
Она будет в бешенстве, когда проснётся.
Так не делают, знаю. Нужно добиться согласия, проявить выдержку, уважение к её решению и вот эту всю старпёрскую хренотень.
Моросит. В дом Марину вношу на руках, счастливый укладываю к себе в кровать.
Не быть мне идеальным и ладно. Знаем мы эти идеалы, видели. На фиг надо.
Лиам
Уснуть не получается. Марина ворочается, будто я её на угли положил, а не на простыню из японского шёлка. Тошнить не должно, не настолько она была пьяная. По крайней мере, говорила и соображала связно.
Веду рукой по приоткрытым губам. Пересохшие.
На пару секунд растворяюсь в её размеренном дыхании, в уютном полумраке комнаты, в перестуке дождя за толстым оконным стеклом… Она вызывает во мне неоднозначные чувства. В груди колотится адская мешанина из эйфории обладания и зыбкой тревоги. Как будто бабочку поймал и теперь боюсь разжать кулак. Чувствую, что упорхнёт. Они всегда улетают к солнцу.
Очередной выдох щекочет ладонь – у меня вздрагивают пальцы и тянет где-то под ложечкой. Мне кажется, именно так ощущается нежность.
Я её в жизни недополучил, теперь улыбаюсь как пьяный. Забытое чувство бьёт в голову.
Бесшумно поднимаюсь с кровати, на голое тело натягиваю только свободные штаны. В такой час прислуга давно уже спит, смущать мне некого.
Босиком шлёпаю через просторную обеденную зону к кухне. Подсветки от вытяжки мне недостаточно. В этой части дома я впервые. Долго шарю рукой по стене, пытаясь понять, где здесь включается свет.
Яркая вспышка резко бьёт по глазам, застав меня врасплох.
– Чёрт! – бормочу зажмуриваясь. – Нонна!
Слабо пахнет сигаретами и кофе. Как будто специально ждала…
– Потрудись объяснить, что эта женщина делает в доме?
Пальцы с хищными чёрными ногтями нетерпеливо барабанят по выключателю.
Брр… Мерзость.
Молча прохожу к холодильнику, беру бутылку воды…
Кому – ей объяснять?! Нет, не хочу.
– Лиам! – рявкает она. – Почему твои сёстры должны утром сидеть с ней за одним столом?
– Будь так любезна, проверь память. У меня нет сестёр.
Достаю из верхнего шкафчика высокий стакан, стараясь не выдать грохотом дверцы, как же Нонна меня бесит.
– Чем дерзить, лучше прислушайся. Хотя откуда тебе знать, что такое забота!
Едва подавляю детский порыв закатить глаза.
– Просто не лезь не в своё дело. Уж это я оценю.
Она переходит на гневное шипение:
– Пока ты живёшь в этом доме – «твои» дела бросают тень на каждого!
Сжав зубы, наливаю воду в стакан, напоминая себе, что это выбор матери и выбор отца. Мои личные антипатии здесь неуместны.
– Я оценил твои высокопарные потуги. На будущее – добавляй конкретики, если уж сотрясаешь воздух.
Холёное лицо Нонны идёт багровыми пятнами.
– Конкретики хочешь? Ладно. Смотри…
– Что я должен увидеть? – скептически забираю протянутый телефон.
– Что ты зря хамишь. Не я твой враг, а детская наивность.
Видео снято со стороны. Но слышимость и картинка достаточно чёткие, чтоб моментально узнать стоящих в профиль отца и… Марину. Даже блуза на ней легко узнаваема – с оторванной пуговицей на манжете, что закатилась куда-то в номере отеля.
Тон разговора подчёркнуто деловой. От равнодушного голоса Марины по позвоночнику ползёт какое-то леденящее тревожное чувство. Но реальная паника накрывает, когда я вслушиваюсь в слова:
– Я всё сделала, как мы договаривались.
– Мой сын вернулся рано.
– Так вышло. Я помню, что должна была провести с ним полную ночь. И всё наверстала! С избытком.
– Хотите почасовую доплату?
– Конечно, хочу…
Внутри меня будто раскручиваются чугунные лопасти, обдувая изнутри могильным холодом.
– Отец у себя? – рявкаю, направляясь к двери.
– Ну-ка быстро сядь, – холодно говорит Нонна, толкая меня в грудь.
Не сажусь, но стою на месте. Внутри меня такая мясорубка, что вдохнуть больно.
– В чём ты собрался его обвинять? – бросает с сарказмом. – Ты не в том возрасте, когда мальчишкам дарят игрушки. Живая кукла для взрослых утех стандартный выбор. Ну что ты смотришь, как с Луны свалился. Ой… или влюбился? А даже если и так. Каждый хоть раз справляет нужду в месте общего пользования. Застегнул ширинку? Иди дальше. Этой грязи не место среди семьи!
– Да пошла ты…
– Ах! Ну, закати истерику. Топни ножкой, и папа продлит абонемент. Лишь бы сынок остался доволен! Что в этом такого, правда?
Отшатываюсь как от оплеухи. Лицо горит, череп раскалывается.
Мне тупо нечего ей возразить.
– Какая же ты тварь, – произношу с отвращением.
Нонна смеётся мне в лицо. Зло и мстительно.
– Я-то как раз вышла за твоего отца далеко не бесприданницей. По любви. А не удачно застряв в очередной койке. Но я не жду, что ты дорос до извинений.
– И не дождёшься. – Толкаю мачеху плечом, проходя мимо.
– Чтобы утром её здесь не было, – кидает мне вдогонку холодно.
Оказавшись в обеденной зоне, с чувством пинаю стоящий в проходе стул. От давления в черепе, кажется, кровь польёт из ушей. Это даже не выстрел в упор. И даже хуже, чем остановка дыхания.
Мне с этим жить… как-то смотреть на Марину…
Вот почему она ничего не ответила на предложение уехать со мной. Знала, что отец такого не допустит! Теперь её поведение становится понятным. И лёгкость, с какой она со мной первый
