— Слушай сюда, — убедившись, что Настя не настроена на конструктивный диалог, я делаю шаг вперед и, наклонившись к ее уху, понижаю голос. — Если надумаешь учудить какой-нибудь зихер, знай сразу: аукнется. Я не посмотрю на то, что мы с тобой дружили. Если Аню обидишь, буду воевать. Так что подумай десять раз, Насть: надо оно тебе или нет.
— Пусти! — рычит она, выдергивая свою руку из захвата моих пальцев.
— И подруг против нее не подговаривай, — предупреждаю напоследок.
А то я ее знаю, умеет исподтишка кусать.
— Ненавижу тебя!
— Справедливо, — пожимаю плечами. — Только давай без глупостей, Настюх. Я тебя очень прошу.
Глава 16. Аня
Рассветные лучи щекочут веки и, потянувшись в постели, я сонно улыбаюсь сквозь медленно рассеивающуюся дремоту. Обожаю, когда тепло и светло. Когда воздух пахнет травами, а по асфальту, резвясь и озорничая, прыгают солнечные зайчики.
Раньше мне казалось, что после смерти близких я уже не смогу радоваться таким простым мелочам. Было ощущение, что жизнь напрочь потеряла краски, а впереди меня ждут лишь тоска и уныние.
Однако в последнее время я все чаще просыпаюсь если не счастливой, то, по крайней мере, с ощущением умиротворения и тихой радости. Мне по-прежнему больно за родителей, я по-прежнему безумно скучаю, но теперь сквозь мрачную пелену горя понемногу пробиваются другие эмоции: азарт, предвкушение, восторг…
Я будто постепенно начинаю обрастать новой кожей. Исцеляюсь, заново наполняюсь смыслами, понемногу нащупываю точку опоры. На моих губах все чаще играет улыбка, а подушка перед сном все реже бывает мокрой от слез.
Я вновь обретаю вкус к жизни. И это все благодаря Моту.
Тихий стук в дверь заставляет меня открыть глаза и приподняться на локтях. Замерев, прислушиваюсь. Ритмичный звук повторяется. Значит, не померещилось.
Откидываю одеяло и, шлепая по полу босыми ногами, пробираюсь к двери. Осторожно отворяю ее и выглядываю наружу.
— Доброе утро, Ань, — передо мной лицо Матвея, усыпанное редкими веснушками.
Первая мысль — его улыбка похожа на радугу. Такая же яркая, сияющая, с разными оттенками чувств. Тут и вызов, и шальное веселье, и бесконечное мальчишеское обаяние. Смотришь на него, и меж ребер жидкое тепло разливается. Такой он лучезарный, такой красивый…
— Доброе, — шепчу я, стискивая пальцами дверную ручку. — Ты чего так рано?
— У нас свидание, забыла? — Горелов упирается в дверь лбом, сокращая расстояние между нами. — Надо успеть до дневной жары.
От меня не укрывается, как его взгляд — жадный и внимательный — проходится по моему телу. Задевает ключицы, соскальзывает по длинной пижамной футболке и медленно прокатывается голым по ногам…
— Я только проснулась… Мне умыться нужно, — лепечу я, с трудом сдерживая искрящуюся радость. — И одеться.
— Я жду тебя на улице, ладно? У центрального.
— Хорошо, — часто-часто киваю. — Я быстро.
Матвей скрывается из вида, а я судорожно принимаюсь за сборы. Просовываю ноги в тапочки и несусь в уборную. Умываю лицо, тщательно чищу зубы, заплетаю волосы в косу. Вернувшись в комнату, стягиваю пижаму и облачаюсь в легкое летнее платье. Мне его мама на пятнадцатилетие подарила. Сказала, что я в нем на принцессу похожа. Оно желтое, с рюшками, в мелкий цветочек. Думаю, Матвею понравится.
Стараясь не шуметь, выхожу из комнаты и спускаюсь на первый этаж. В ожидании встречи с Гореловым сердце трепыхается где-то на уровне гланд, а ладони против воли делаются влажными. Сжимаю их в кулаки и медленно выдыхаю. Мне незачем переживать, все будет хорошо. Главное — не заикаться и не краснеть как рак.
— Привет, — снова здороваюсь я, завидев Матвея у подножья лестницы. — Чем займемся?
— Кое-чем интересным — хитро подмигивает он, а затем указывает куда-то в сторону.
Перемещаю взгляд левее, и с губ срывается громкий стон изумления. Потому что у забора стоят два самых настоящих велосипеда. Симпатичных таких, красных. С большими колесами и металлическими звоночками на рулях.
— Вот это да! — выдыхаю я, не веря своим глазам. — Ты не шутишь?
— Ни капли, — ухмыляется Мот. — Ты ведь хотела покататься, не так ли?
— Ты волшебник! — взвизгиваю я, а потом от переизбытка эмоций принимаюсь прыгать на месте.
Господи! Ну неужели он и впрямь сделал это ради меня?
— Да брось, я не волшебник, — усмехается он, по привычке взлохмачивая каштановые волосы. — Я только учусь.
Сбегаю по лестнице и, все еще пребывая в состоянии шока, приближаясь к велосипедам. Провожу пальцами по нагретому на солнце металлу и блаженно улыбаюсь. Они именно такие, какими я рисовала их в своем воображении. Наверняка на них можно уехать далеко-далеко, даже на другой конец города…
— Где ты их взял? — оглядываюсь на Горелова, который стоит чуть поодаль и наблюдает за моей реакцией.
— Есть одно местечко, — отвечает уклончиво.
— Когда их нужно вернуть?
— Не раньше, чем завтра.
— Ну и ну! — я задыхаюсь от восторга. — Получается, весь день в нашем распоряжении?
— Ну да. Типа того.
Беру небольшую паузу. Закрываю глаза и стараюсь унять нервную дрожь. Прежде никто и никогда не оказывал мне таких восхитительных знаков внимания. Ведь здесь дело даже не в самих велосипедах, нет… Дело в отношении. В том, что Матвей запомнил вскользь брошенную фразу и приложил усилия, дабы воплотить в жизнь мою нелепую детскую мечту. Ведь нашел же он где-то эти велосипеды, договорился об аренде. Это дорогого стоит. Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь отплатить ему равноценным добром за добро.
Разворачиваюсь и делаю несколько неуверенных шагов по направлению к Матвею. Я хочу столько всего ему сказать, но мысли никак не выстраиваются в логическую цепь, а язык непослушно барахтается во рту.
Смущаюсь. Ресницы подрагивают. Взгляд никак не может сфокусироваться на его лице.
Блин, ну до чего же я жалкая… Даже «спасибо» по-человечески сказать не могу!
— Ань, расслабься, — ободряюще роняет Мот, будто считав мое состояние. — Ты что-то прям расчувствовалась…
— Ты… Ты так внимателен ко мне, — начинаю я и с ужасом осознаю, что в голосе звенят предательские слезы. — Я даже не знаю, как тебя благодарить…
— Да не надо меня никак благодарить! — он обхватывает мои плечи и легонько встряхивает, приводя в чувства. — Я ведь два велосипеда притащил. Два, а не один, смекаешь? Значит, я тоже получу удовольствие. А ты просто составишь мне компанию, да?
— Да, — киваю я, утирая позорно увлажнившийся нос. — Спасибо тебе.
— Ну все, заканчивай со своими спасибо, — отмахивается Горелов. — Давай уже прокатимся с ветерком.
— Давай, — пытаюсь нормализовать сбившееся дыхание. — Только я это… Кататься не умею.
— Отчего-то я не удивлен, — хмыкает он и, обхватив один из велосипедов, выкатывает его на дорожку. — Залезай, малышка. Учиться будем.
Глава 17. Аня
Поначалу выходит у меня неважно. Я не могу удержать равновесие, все время заваливаясь на одну ногу. Затем, когда наконец удается поймать хрупкий баланс, пугаюсь скорости, которую развивает мой велосипед. Ну а потом, когда дела с ездой более-менее нормализуются, долго соображаю, как нужно тормозить. Путаюсь в педалях, заливаюсь краской и отчаянно ворчу себе под нос, что ничего у меня не получится.
Надо отдать Матвею должное, он при этом сохраняет тотальное спокойствие. Помогает, поддерживает, оберегает. А когда я, в очередной раз облажавшись, с грустью заявляю, что езда на велосипеде — это не мое, ободряюще гладит меня по плечу. Дескать, не опускай руки, еще немного — и поедешь.
Как ни странно, в итоге именно так оно и выходит. Несколько десятков неудачных попыток — и вот я уже вовсю кручу педали, рассекая горячий летний воздух своей растрепавшейся косой. Горелов бежит следом, выкрикивая напутствия, и в этот миг у меня за спиной распускаются крылья.
