Она засмеялась.
— Не смейся, — голос Антуана прозвучал напряженно. — Через десять минут ты будешь в объятиях Шарля, или одна… Как бы то ни было — не со мной.
— Но завтра…
— С меня хватит этих «завтра», — бросил он. — Неужели до тебя никак не дойдет.
Люсиль замолчала. Она попыталась придать себе серьезный вид, но у нее не получилось. Слишком много выпила и состояние эйфории не покидало ее. К столику подошел какой-то парень и пригласил ее танцевать. Антуан сухо отказал ему. Она обиделась. Она с удовольствием потанцевала бы, поболтала или даже ушла бы с кем-нибудь третьим. Казалось, ее ничего не сдерживало. Ею владело одно желание — веселиться.
— Кажется, я выпила лишнее, — плаксиво сообщила она.
— Это видно, — ответил Антуан.
— Может, тебе тоже следовало бы напиться, — сказала она. — А то у тебя такой… невеселый вид. — Они ругались первый раз. Она взглянула на его упрямый, детский профиль и смягчилась. — Антуан, ну ты же хорошо знаешь…
— Да, да, ты, кажется, действительно любишь меня.
Он поднялся. Диана возвращалась с Шарлем, у которого был усталый вид. Он умоляюще посмотрел на Люсиль и извинился перед Дианой: утром ему предстояло рано встать, а тут к тому же было так шумно. Люсиль не протестовала и молча последовала за ним. Но сев в машину, она впервые за время их знакомства почувствовала себя пленницей.
Диана смывала косметику в ванной комнате. Антуан включил проигрыватель и поставил пластинку с концертом Бетховена. Но музыка лилась мимо его ушей. Диана увидела его отражение в зеркале и улыбнулась: Антуан всегда садился перед проигрывателем, словно дикарь перед своим идолом или огнем. И напрасно она столько раз объясняла ему, что колонки размещены под потолком с таким расчетом, чтобы стереофонический звук концентрировался прямо над кроватью. Напрасно, он все равно садился на пол перед проигрывателем, словно блестящая поверхность вращавшегося диска завораживала его. Диана тщательно смыла дневной макияж и снова принялась за дело: она умела скрывать свои морщины, не углубляя их. К сожалению, не могло быть и речи о том, чтобы дать коже дышать, как это рекомендовали женские журналы. Пусть дышит сердце. Что поделать — в ее возрасте приходилось выбирать. Она считала, что красота — единственное, чем она могла удержать Антуана, поэтому не берегла себя для будущих романов. Есть женщины, причем самые щедрые, которые живут только настоящим. Такой была и Диана.
Тело Антуана напряглось, готовое рвануться и бежать. Не в силах двинуться с места он слушал звуки, доносившиеся из ванной. Легкий шорох гигиенических салфеток, характерный звук щетки, проведенной по волосам, перекрывали для него скрипки и трубы Бетховена. Еще пять минут, и ему придется встать, раздеться и лечь на эти тонкие простыни, рядом с этой холеной женщиной в этой красивой комнате. Но он не желал Диану, он желал Люсиль. Люсиль приходила к нему и падала на колченогую кровать, принадлежавшую хозяйке. Люсиль торопливо раздевалась. А потом, после, торопливо исчезала. Она была неуловима. Его гостья, его воровка. Никогда, никогда она не останется с ним. Никогда ему не проснуться рядом с ней. Она навсегда останется транзитным пассажиром в его жизни. А сегодня к тому же он испортил ей вечер. Сам во всем виноват… Он почувствовал, как горло сжалось от слез, почти как в детстве. Диана вышла из ванной в голубой ночной рубашке. Несколько секунд она стояла и смотрела на его спину, крепкий затылок, светлые волосы. Почему-то ей показалось, что от них веет враждебностью. Нет, нет… она устала, неожиданно для себя выпила лишнего. У нее сегодня было такое хорошее настроение… Ей захотелось, чтобы Антуан поговорил с ней, посмеялся. Пусть он расскажет ей о своем детстве, о том, о чем сейчас думает. Она и не предполагала, что моральный аспект происходившего не давал ему покоя. Мысль о том, что сейчас ему предстоит заняться с ней любовью, сковывала все мышцы. Он был несправедлив к ней, считая, что лишь этого она ждет от него. Поэтому, когда она села рядом с ним и по-дружески просунула свою руку под его локоть, он с несвойственным ему цинизмом подумал: «Да, да, одну минутку». Странно, раньше, даже во время самых мимолетных связей, он сохранял уважение к любви. Правда, ему всегда нужно было время, чтобы подготовиться, загореться.
— Я люблю этот концерт, — сказала Диана.
— Да, он очень красивый, — ответил Антуан тоном вежливого отдыхающего на пляже, которого побеспокоил сосед, призвавший повосхищаться голубыми водами Средиземного моря.
— Сегодняшний вечер очень удался, не правда ли?
— Было просто сказочно, — Антуан откинулся на спину и вытянулся на ковре, закрыв глаза.
В таком положении он выглядел огромным и как никогда одиноким. В его ушах все еще звучал его собственный голос, саркастический, злой… Он ненавидел себя. Диана неподвижно сидела рядом. «Красивая, старая, нарумяненная…» Где же он прочитал это?
— Тебе было очень скучно? — она встала, прошлась по комнате, поправила цветок в вазе, провела ладонью по полированной поверхности шкафа. Сквозь ресницы он наблюдал за ней. Она любила вещи… Она любила эти чертовы вещи, а он был частью их. Он был лучшей вещью, самой роскошной. Молодой мужчина на содержании… Нет, конечно, не совсем так, но он обедал у «ее друзей», спал в «ее квартире» и жил «ее жизнью». И он еще смел осуждать, судить Люсиль. Она, по крайней мере, женщина.
— Почему ты молчишь? Было скучно?
Ох, этот голос, эти вопросы. Эта ночная рубашка, этот запах духов. Он был больше не в силах выносить этого. Антуан перевернулся на живот и закрыл голову руками. Она встала рядом на колени.
— Антуан, Антуан…
У нее был такой печальный и нежный голос, что он повернулся. Глаза ее сверкали. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, затем он отвернулся и привлек ее к себе. Она неловко и осторожно легла рядом. Казалось, она боится сломаться или страдает ревматизмом. Он не любил ее, он так не любил ее, что захотел взять.
Шарль отправился в Нью-Йорк один. Он сделал все, чтобы сократить свое пребывание там до четырех дней. Люсиль же каталась по Парижу в своем открытом автомобиле. Она ждала лета, она уже узнавала его в запахах, цвете воды в Сене. Она знала: еще немного и запахи пыли, листвы и земли заполнят бульвар Сен-Жермен. Широкие листья каштанов вырежут на ночном, розовом небе причудливые узоры. Фонари будут зажигать слишком рано. Словно ущемленные в своей профессиональной гордости, они будут гореть, никому не нужные в том маленьком отрезке суток, когда день едва погас, но заря уже светлеет на востоке. А ведь совсем недавно они были верными поводырями долгих зимних ночей. Первый вечер Люсиль провела в Сен-Жермен-де-Пре. Там она повстречала старых институтских друзей. Они встретили ее громкими криками, будто она вернулась из долгого путешествия. В первый момент она даже поверила, что так оно и есть. Но когда иссякли шутки и воспоминания, она быстро почувствовала, что все они живут под грузом своих проблем, служебных и материальных, а ее беззаботность лишь раздражает их. Преодолеть денежный барьер оказалось так же трудно, как и звуковой. Произнесенные слова доходили до собеседников несколько секунд спустя, слишком поздно…
