– Тихо, все кончилось, я держу тебя крепче некуда. – Он улыбнулся. – Посмотри на меня. Посмотри на меня.
Джон почти силой повернул Линду лицом к себе. Теперь нужно поймать ее взгляд, пусть увидит человеческие глаза, улыбку, тогда уж совсем вернется в реальный мир.
– Ты здесь, со мной, никто тебя не тронет.
Он старался говорить как можно отчетливее, хотя прекрасно знал, что слова пока плохо доходят до ее сознания, а уж их смысл и подавно. Но и молчать было нельзя. Если человек не среагирует на визуальные образы, то, вполне возможно, слуховые подойдут больше. А посему надо говорить не останавливаясь.
– Там так страшно. Я там умру, не отпускай меня…
– Да держу я тебя, держу.
Джон приподнялся и, завернув Линду в одеяло, взял ее на руки, посадил себе на колени. И она тут же обняла его за шею.
Мир с каждой секундой приобретал все более четкие очертания. Из смутной дымки проступали одна за другой детали, цвета, запахи. Но страх был еще слишком силен, и создавалось ощущение какого-то странного междумирья, словно стоишь на тонком перешеечке между двумя зияющими пропастями – сном и явью. Сделай только шаг – и упадешь, провалишься в бездну, из которой не выбраться. Поэтому Линда держалась за шею Джона, приникнув к нему всем телом. Ее била дрожь, мысли скакали, в голове царил хаос, лишь страх вычленялся отчетливо и ясно.
Ей часто снились подобные кошмары. Бурное воображение, натасканное в свое время на мечтах об идеальном отце, способное воссоздавать при желании даже кинестетические ощущения, оказывало медвежью услугу. Обычно люди в течение нескольких секунд после пробуждения приходят в себя. А Линда нет. Проснувшись среди ночи, она могла по полчаса выкарабкиваться из таинственного мира грез, враждебного и пугающего.
Психологи посоветовали иметь под рукой своеобразное заземление: приятную на ощупь вещь, которая была бы ассоциативно связана с каким-то моментом счастья, испытанным в реальной жизни. Дома у Линды на тумбочке лежал маленький гладкий камешек. Она подобрала его у моря в день своего первого свидания с Чаком. Как хорошо, как просто было все в ту пору. Камешек ничем особенным не выделялся, но Линда почему-то сохранила его тогда, а потом он пригодился. Но сегодня «заземлиться» было нечем. Только эти руки, обнявшие ее, только стук сердца в груди, к которой она приникла в приступе безотчетного ужаса, только этот голос, звучащий в темной комнате:
– Успокойся, тихо. Я здесь, все хорошо…
Эти слова повторялись бесконечно, одни и те же, но смысла их Линда пока не понимала, ориентируясь лишь по интонации. Постепенно грохот воды и ломающегося льда в ушах стал тише, а потом и вовсе исчез. Теперь видимое полностью совпадало со слышимым. Комната, потрескивание дров в камине и голос. Медленно – образ за образом, мысль за мыслью – реальность начала восстанавливаться, а страх гаснуть.
Взгляд Линды сделался осмысленным, и Джон облегченно вздохнул. Слава богу! Он уже начал бояться, что не сможет вывести девочку из состояния шока. Ведь прошло уже около пятнадцати минут, а она все никак не могла прийти в себя и плохо понимала происходящее вокруг.
– Ну, проснулась? – Джон улыбнулся.
Линда неожиданно осознала вопрос и, что самое важное, поняла его смысл.
– Ка… кажется, да. – Так странно было открывать рот, говорить, не чувствуя сопротивления воды. Слышать свой голос, не клокочущий и не задавленный еще у самых голосовых связок холодом.
Неожиданно Линда осознала, что сидит у Джона на коленях, а руками обвивает его шею.
– Ой! – Она отстранилась, освобождая хозяина дома от своих объятий.
– Все хорошо? – Джон глядел недоверчиво, строго сдвинув брови к переносице, в ореховых глазах светилось беспокойство. – Ты все еще дрожишь.
Он снова прижал ее к себе. И Линда почувствовала, что он прав. Стоило лишиться живого человеческого тепла, перестать слышать стук сердца, как страх возвратился. Но, с другой стороны, стало стыдно. Взгромоздилась на колени как малый ребенок!
– Прости меня, – пролепетала Линда смущенно. – Это сейчас пройдет, у меня такое бывает, но недолго… Прости, пожалуйста.
– Ничего, ничего, сиди. – Джон потрепал ее по волосам.
Как она испугалась! Он чувствовал ее дрожь, чем-то даже напоминающую судороги. Надо будет заваривать еще и успокоительного, это не дело, чтобы ребенок так мучился от кошмаров. Наверняка родители ничего не знают. Она, видимо, молчит, стесняется сказать, стараясь выглядеть в их глазах взрослой.
– Тебя к врачу водили?
Линда не совсем поняла формулировку «водили». Но потом вспомнила о своем «новом» возрасте, и стало легче. Ведь в его глазах она девочка, следовательно, можно безбоязненно сидеть на коленях, сколько хочется. А Линда чувствовала, что сейчас ей это просто необходимо.
– Да. У меня дома есть свои средства.
– Ясно.
Средства. Наверное, пичкают таблетками. Джон почти не сомневался в этом. А между тем есть множество замечательных рецептов. Сам он в детстве тоже страдал от кошмаров, но родители нашли выход гораздо лучший, чем медикаменты: купили ему собаку, пушистую лайку, которая спала около его кровати. Если ему ночью становилось страшно, то Денни всегда оказывался рядом.
– А собак любишь? – Джон заговорщически подмигнул.
– Да.
Линда не поняла, зачем у нее это спросили, но ответила честно. Кто же на Аляске не любит собак? И она тоже их обожала, но не рисковала заводить себе четвероногого друга, поскольку подолгу не бывала дома.
Джон кивнул.
– Это хорошо. Тогда чуть позже познакомлю тебя кое с кем. Тебе понравится.
Отчасти он чувствовал себя виноватым в произошедшем. Ну хорошо, девчушка с характером, обиделась, но он-то взрослый. Мог призвать к порядку, но не доводить до такого состояния. Нет, ходил целый день, изображая равнодушие. Молодец! А она чуть не задохнулась под одеялом. Джон теперь прямо не знал, что сделать, лишь бы искупить вину.
– А почему попозже? – заинтересовалась Линда.
– Потому что он на улице, а тебя сейчас нельзя оставлять одну.
Линда отстранилась от него и улыбнулась.
– Нет, очень даже можно. Я уже пришла в себя.
– Точно? – Джон попытался вглядеться в голубые глаза, казавшиеся в полусумраке серыми.
– Точно.
– Ну, тогда сейчас приду. – Джон водворил «кокон» на прежнее место и вышел в коридор.
Через минуту послышался звон цепи, потом радостный лай, и в комнату влетел огромный пес, косматый, на толстенных лапах, с головой чуть ли не больше человеческой.
– О-ох! – невольно вырвалось у Линды. – Вот это зверь!
Джон, скрестив руки на груди, остановился в дверном проеме.
– Лютым зовут. Вообще-то я его в дом нечасто пускаю, но ради такого случая…
