— Я поражена… что ты помнишь всех своих женщин.
— Всех до единой.
Он улыбался, а она… она ревновала. Секс был для Джона Леконсфилда игрой, и Вероника Картер стала его следующей жертвой, только и всего.
Она мрачно смерила лорда-соблазнителя взглядом и процедила сквозь зубы:
— Я поеду с тобой, потому что у меня нет другого выбора. Но не думай, что моя любовь к Джеки автоматически переходит и на тебя. И я не собираюсь специально навязывать ему любовь к папе…
— То есть, ты собираешься настраивать его против меня? Осторожнее, красавица!
— Нет. Это слишком опасно для него. Я просто не собираюсь делать тебе рекламу.
— Ну и не надо. Это нужно тем, кто в чем-то не уверен, а я все прекрасно понимаю. Я знаю свои чувства к сыну… и к тебе, Вероника.
Он следовал за ней, и Вероника шла по коридору на ватных ногах, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями.
Если Джон Леконсфилд сумеет затащить ее в постель, она пропала и погибла. Дело не в девственности, Бог с ней, на дворе двадцатый век. Дело в самоуважении. Вероника Картер будет уничтожена морально.
Зачем она ему, это же смешно! Самые блестящие красотки всех столиц мира улыбаются Джону Леконсфилду и готовы пачками сыпаться к его ногам, а он, видите ли, возжелал приударить за черноволосой лохматушкой из Челси! Так она и поверила.
Нужно найти какой-то выход. Обезопасить себя. Причем так, чтобы ее не выкинули из треклятого замка, как ненужную вещь. Этого допустить нельзя, потому что Джеки не должен пострадать. Она поклялась в этом Марго.
— Джон?
— Я внимательно тебя слушаю.
— У меня есть одно условие.
— Назови его.
— Хорошо. Ты должен завоевать доверие Джеки за полгода. Если этого не произойдет, ты отправишь его обратно вместе со мной. Разумеется, навещать его ты сможешь в любое время.
— Согласен. Даю слово.
— Поклянись!
— Клянусь.
— Я серьезно.
— Я тоже.
Он протянул руку, и Вероника, после некоторого колебания, приняла ее.
И снова удар током, снова змейки по позвоночнику, снова странная слабость в ногах…
— Ты уверена, что победила, синеглазая?
— Я ни в чем не уверена. Я просто стараюсь быть объективной. Мы были вместе целую неделю — и никакого прогресса. Марго оставила сына мне, не тебе. Я собираюсь выполнить ее волю.
— Может, пари?
— У меня нет денег на пари.
— Но у тебя есть кое-что другое, в чем я очень заинтересован.
Она едва не задохнулась, но виду не показала, по крайней мере, постаралась не показать.
— И… что же это такое?
— Ну, девочка, не изображай из себя святую простоту. Докажи, что ты действительно уверена в себе. Прими пари.
— Если ты о том, чтобы я изображала из себя добрую нянюшку…
— Вероника! Я о другом. Ведь ты уверена, что мальчик не привыкнет ко мне за полгода?
— Уверена.
— Тогда тебе ничто не мешает принять мой заклад.
— В чем он заключается?
Темно-серые глаза бесстыже ощупали Веронику с ног до головы.
— Он очень прост. Если Джеки привыкнет ко мне раньше, чем через полгода, ты сама придешь ко мне в спальню, и мы станем любовниками, а будем ими до тех пор, пока я тебя не отпущу.
Некоторое время она просто молчала, не в силах даже завизжать от ярости. Потом с трудом прошипела:
— Не верю, что ты мог такое сказать! Это же выходит за всякие рамки…
— Совершенно верно. Но поскольку я все равно заведомо обречен на проигрыш, то…
Она прислонилась к стене, стараясь унять внезапную слабость. В голове зашумело, словно сразу несколько голосов заспорили о чем-то важном…
Потом из этого гула вылущилось четкое и ясное понимание: она хочет проиграть это пари! Потому что она мечтает оказаться в постели Джона Леконсфилда.
Означенный Джон с легкой улыбкой ожидал ее ответа, а она собиралась с силами.
Сейчас она докажет ему, что деньги, обаяние и смазливая внешность еще не дают повода считать, будто все женщины мира мечтают оказаться в объятиях лорда Февершема. Во всяком случае, она, Вероника Картер, совершенно не такая! Она сейчас назовет его бабником, крысой, похотливым бабуином!
— Я согласна. У тебя нет шансов. Некоторое время она пыталась убедить себя, что это сказала не она, но расплавленное золото, появившееся во взгляде Джона Леконсфилда, ясно доказывало обратное.
С ума она сошла, вот что. Этого стоило ожидать. У девственниц часто бывают заскоки, а если к ним еще подселить феодального мерзавца с внешностью архангела, то заскок просто неизбежен… право сеньора… право первой ночи… он войдет в ее спальню и овладеет ею… ах, нет, это она войдет в его спальню и покорно отдастся ему… наконец-то!!!
— Только никаких грязных штучек!
— Это каких же?
— Не знаю! Выдумать можно все что угодно. Закормить Джеки шоколадом и мороженым. Запереть меня в башню и не давать ему меня видеть. Подпоить и изнасиловать!
— Я не насильник.
— Не знаю, не знаю. Короче, все по правилам. Клянись!
— Клянусь, прекрасная дама. Никаких привораживающих напитков, никаких розовых лепестков на подушке, никакого рома в вечернем чае…
— Очень смешно!
На самом деле розовые лепестки на подушке ее крайне заинтересовали.
— Я хочу защитить нас с Джеки. Это серьезно.
— Я тоже серьезен, синеглазая. Я действительно ценю твое отношение к моему сыну. И восхищаюсь тобой. Именно это восхищение и заставляет меня с еще большим нетерпением ожидать твоего проигрыша… Нам будет очень хорошо, обещаю, красавица! Верь мне!
— Джон! Есть еще кое-что.
— Да?
— Что будет, если Джеки… если он будет слишком сильно напуган по приезде в Дартмур? Что тогда? Шесть месяцев пытки…
Лицо Джона окаменело, в глазах плеснула боль.
— Тогда ты увезешь его обратно. Я не дам ему пережить еще один ад. И не хочу видеть его страданий. Все чего я хочу — чтобы вы с Джеки дали мне немного времени. Совсем немного.
Она опустила голову, не выдержав тоски во взгляде Джона.
— Спасибо… Я пойду соберу вещи.
— Сначала давай руку. Ты приняла пари. Она тряхнула головой и нахально улыбнулась ему в лицо.
— Вот моя рука, Джон. Но ты обречен на неудачу.
— В моем словаре нет такого понятия.
— А стиральная машина?
— Это не неудача, а отсутствие информации. С Джеки все наладится, и ты будешь моей.
— Никаких шансов, Ваше лордство!
— Посмотрим, миледи.
— И замок ваш…
— Да дался тебе этот замок! С чего ты взяла…
— Я пошла собирать вещи. Дай пройти.
— Синеглазая?
— Да?
— Ты придешь ко мне сама и останешься до утра, и так будет столько дней, сколько я захочу.
