Блондин встал, потянулся, напрягая выложенный плиточками мускулов живот, и рыбкой кинулся в бассейн.
В дверь постучали. Если Гера, отдамся Гере, расслабленно подумала Наталья, и отношения станут проще: он мне — эту поездку, я ему — приключение. Такое недолгое приключение до Москвы, а в Москве мне сразу станет пора поливать цветы. А если тот еврей-посыльный?
Она встала и завернулась в купальную простыню, подоткнув ее над грудью. Женщина в простыне совсем не то, что женщина б халате. Женщина в простыне эротичнее, хотя показывает меньше. Все дело в том, что под халатом еще может быть что-то надето, а под простыней наверняка нет ничего. Это и возбуждает мужчин.
Постучали еще раз.
— Секунду! — крикнула Наталья, укладывая подушки на постели.
Как, девочки, поступим с евреем? С одной стороны, у нас еще не было обрезанных мужчин, и этот недостаток опыта надо когда-нибудь восполнить. Но, с другой стороны, нам вовсе не приспичило восполнять этот недостаток с посыльным.
Наталья включила свет и пошла открывать. Ворсистый синтетический ковер щекотал босые ноги.
За дверью стоял Костомаров Павел Васильевич, бизнесмен, эксклюзивный дистрибьютер фирмы «Сэнди» в Москве (годовой оборот оценивается в полмиллиона долларов и не считается крупным в сфере компьютерных игр), тридцати двух лет, с женой в разводе.
— Здра-а-асьте, — сказала потрясенная Наталья.
Как себя вести, было совершенно непонятно. Не то упасть ему на грудь, не то захлопнуть дверь, по возможности стараясь попасть ему по носу. Наталья выбрала золотую середину: встала в дверях, не пуская Пашу в номер. Главное — не показать ему свое красное обожженное лицо, и Наталья постаралась, чтобы свет люстры из номера бил Паше в глаза.
— Я приехал, — сообщил Паша.
Наталья не удостоила его даже кивком, чтобы Паша не подумал, что она одобряет его приезд. Она стояла, и все. Глазом не моргнув.
— Узнал в редакции, где ты, в каком ты отеле…
—…Купил путевку, оформил визу, поехал в Шереметьево, сел на самолет, — продолжила Наталья, давая понять, что ее ничуть не интересуют эти очевидные подробности.
— Да! Сейчас легко с коллективными визами — мертвый сезон. — Управляемый Паша на этот раз совершенно не понял ее иронии, только обрадовался, что Наталья соизволила ответить. — Может быть, разрешишь войти?
— Конечно, — сказала Наталья, повернулась и через крохотную прихожую вошла в свою комнату, оставив дверь открытой для Паши.
Своего она уже добилась: Паша просил и говорил извиняющимся тоном. А ведь еще когда стучался в дверь, наверное, чувствовал себя героем. Теперь, когда она взяла героя на поводок, можно было со всем удовольствием пропустить его через мясорубку, а из получившегося фарша лепить что душе угодно… Только не душе, поправила себя Наталья. Душу бередить не будем. Как он со мной, так и я с ним.
Не показывать лица — задача номер раз. Наталья мимоходом зацепила панель с выключателями, погасив люстру и оставив торшер у кресла.
— Тебя не смутит, если я лягу? — спросила она, не оборачиваясь. — Пережарилась на солнце…
Близким людям таких вопросов не задают, и Паша, значит, был отброшен в неблизкие.
Не успел он переварить эту новость, как Наталья легла, показывая, что и этот вопрос — только формула вежливости, а вести себя она будет так, как ей хочется, на спрашивая Пашиного на то разрешения.
Ее лицо оказалось в тени, а Паша, не осмелившись присесть на постель, сел в кресло под яркий свет торшера. Все пока что шло как хотелось Наталье, и она стала развивать успех.
— Пекло стоит ужасное, днем совершенно нечего делать, только лежать под кондиционером.
— Да, жара, — вежливо согласился Паша.
Наталья перевернулась на живот, постаравшись, чтобы простыня задралась почти до обтянутой круглой попки. Оружие массового поражения — вот что такое ее попка. Человек пять небедных людей она сегодня поводила за этой попкой от витрины к витрине. И если бы не сожгла лицо на солнце, как знать, может быть, на ее пальце сейчас было бы кольцо с бриллиантом, а на Пашином месте… Впрочем, на Пашином месте тот брюнет из ювелирного точно не сидел бы. Наталья нашла бы ему занятие поинтереснее.
— У тебя здесь дела? — продолжала Наталья, водя пальцем по резным узорам на спинке кровати.
— То есть как? — изумился Паша. — Я приехал к тебе.
— А-а… Я думала, дела. Ты же тогда уехал так срочно, что даже не позвонил.
— Прости, — замямлил Паша. Типичный подкаблучник. Прежний управляемый Паша давно бы догадался, что, если женщина поворачивается к нему попкой, она ждет не извинений, а кое-чего посущественнее. Про танка и говорить нечего: танк набросился бы на нее сразу, как только Наталья впустила его в номер.
— Я, — завирался Паша, — говорил секретарше, чтобы она передала тебе… А ты как называла себя по телефону?
— Не подлавливай, — укоряюще сказала Наталья. — У меня не тот возраст, а у тебя не то семейное положение, чтобы я говорила "одна знакомая его просит" или врала, что мне по служебной необходимости. Вернешься — проверь у своих секретуток: полностью им назвалась и попросила записать мои телефоны… Так зачем я тебе вдруг понадобилась?
— Забыть не могу, — признался Паша и наконец встал с кресла.
— А сколько время? — Наталья сделала останавливающий жест, представляя себя Пашиными глазами: голые по самое никуда ноги, попка и линия спины под обтягивающей простыней, голые лопатки, изогнутая чайкой голая рука, волосы короткие, но пышные. Лицо, слава Богу, в тени, видна не сильно обгоревшая часть щеки, и этого вполне достаточно.
— Без двадцати одиннадцать, — сообщил Паша, покорно опускаясь в кресло.
— Вниз на лифте — магазин «Штерн», в магазине — два колечка с бриллиантами, я сегодня примеряла. Продавщица — такая пожилая маленькая, на блузке пуговички парами. Про колечки спросишь у нее: она меня запомнила, — конспективно выложила Наталья. — Ну что ты сидишь? Иди. А то если я буду одеваться, опоздаем.