— А насчет колокольчиков… Колокольчик зазвенит…
— Ангел сразу прилетит. — Дэниел рассмеялся, вспомнив ее наивную считалку.
Следующие два дня они провели вместе, не разлучаясь ни на минуту.
Снова был парк и катание на коньках… Точнее, катался Дэниел, а Лили в основном падала.
Он возил ее по Бродвею от площади Юнион-сквер и до самых нижних авеню, где даже в рождественские каникулы все магазины работали с одиннадцати утра до девяти вечера. Всякий раз, проезжая мимо церкви Святой Троицы, где стояла гигантская ель, освещенная двумястами газовыми фонарями, Лилиан не могла оторвать восторженных глаз от нарядного дерева. На каждой ветви висели подарки для детей соседнего сиротского приюта — за них заплатил Стюарт.
Лишь под вечер они вернулись домой.
— Послушай, — заметил Дэниел, когда сумерки начали сгущаться, — мы же даже не пообедали — я совсем забыл об этом, и…
Его прервал громкий стук в дверь. Гейдж бросился открывать.
На пороге стоял поверенный Дэниела Линкольна Стюарта Карл Уоллес.
— Сегодня меня не тянет заниматься делами. — Войдя в библиотеку, Д.Л. предложил Карлу выпить. — Признаться, я даже сидеть не расположен.
— Кажется, вас не было вчера на вечернем приеме в Ван-Клевенс, — заметил Уоллес, взяв стакан.
— Нет.
— Стюарт отпил глоток шотландского виски.
— Вас искал мистер Прескотт, видимо, намереваясь сделать вам какое-то интересное предложение.
— Не беда. Встречусь с ним на следующей неделе.
— Никогда не предполагал, что вы упустите столь удобный случай. Прескотт еще ни разу не инвестировал невыгодные проекты — у него отличный нюх на эти дела, да и удача ему сопутствует… Да, кстати, что там у нас с распиской?
— Я уже говорил вам, что сам позабочусь об этом.
— Можно кое о чем вас спросить?
— О чем же?
— Эта женщина… Она что-то для вас значит?
— Не понимаю вас, — холодно ответил Д.Л.
— Черт побери! Вы прекрасно знаете, что я имею в виду!
— Я не намерен обсуждать это, Карл. — Стюарт повысил голос.
— По-моему, обычно ваши отношения с женщинами носили несколько иной характер.
— У нее тоже совсем иной характер, хотя, боюсь, мне не удастся объяснить вам этого.
Он действительно не мог объяснить очень многого, хотя ощущал, что какая-то неотвязная мысль постоянно мучила Лили и причиняла ей боль. Но можно ли защитить от того, чего не понимаешь?
— Я не собираюсь навязывать вам свое мнение, а уж тем более читать мораль, Д.Л. Поверьте, я пришел сюда как друг и защитник ваших интересов.
— Полагаю, разберусь во всем сам, Карл. Не вмешивайтесь.
— Хорошо. Надеюсь, мы увидимся в клубе?
— Нет. — Дэниел покачал головой. — По крайней мере не раньше окончания праздников.
— Мне остается только уповать на ваше благоразумие и здравый смысл. Вы сами знаете, что делать.
Карл поднялся и пошел к двери.
— У меня все прекрасно, не беспокойтесь. Надеюсь, так же будет и впредь. — Дэниел не знал, для кого он произнес эту фразу — для Уоллеса или для самого себя.
Часы в холле первого этажа пробили два раза.
Дэниел не шевелился и сдерживал дыхание. Залитая лунным светом, падающим через незашторенное окно спальни, она сейчас особенно походила на ангела.
— Ты тоже не можешь заснуть, — наконец сказал Стюарт.
— Верно, — ответила Лили, покачав головой и не оборачиваясь.
Она не заметила Дэниела, но даже не вздрогнула, услышав его вопрос, ибо не сомневалась, что он здесь. Их взаимное влечение казалось таким естественным, что ничуть не удивляло его. Дэниел ощущал это каждый раз при виде Лили, которая словно вспомнила что-то давно утраченное им. Стюарт не сомневался: если бы он не встретил Лили, его жизнь была бы по-прежнему безрадостной и неполноценной.
Он подошел к Лили, и она не отступила, а только печально посмотрела на него. В свете луны ее кожа была еще бледнее, а беззащитность и хрупкость — еще отчетливее. Не в силах сдерживать чувства, Стюарт нежно провел дрожащей рукой по серебристым волосам Лили и погладил ее щеку. Еще никогда он так не обращался с женщинами. Принцип» ты — мне, я — тебе» определял примитивность их отношений и ощущений. Дэниел вглядывался в Лили так, будто стремился навсегда запечатлеть ее в памяти — раньше он никогда не испытывал подобного желания. За осторожным прикосновением губами к ее полуоткрытому рту последовал страстный и долгий поцелуй, необходимый им обоим как воздух. Ее восхитительный запах чистоты и свежести, мелодичный голос и открытая улыбка сводили его с ума. Рука Дэниела невольно коснулась ее груди, он почувствовал, как затрепетала Лили, как часто застучало ее сердце.
— Дэниел, — прошептала Лилиан, но этот чуть слышный шепот, исходивший из самой глубины ее души, словно против воли вырывался наружу.
Сорочка Дэниела соскользнула с Лили и упала к ее ногам, как легкое белое облачко.
В мгновение ока Стюарт сбросил с себя одежду. Они стояли в голубовато-призрачном свете луны, исполненные любви и нежности.
Ее дыхание прерывалось от страсти. Лили обнимала Дэниела, и он вздрагивал всякий раз, когда его имя срывалось с ее губ.
Из глаз Лилиан струились слезы счастья, она почти не ощущала, как сильные руки Дэниела опустили ее на кровать. Его нежность обволакивала Лилиан и погружала возбужденный мозг в сладкий туман забвения.
— Пожалуйста, Дэниел… — Задыхаясь, она не могла закончить фразу.
— Лили, моя Лили…
Он очень медленно вошел в нее, чувствуя, как усиливается ее трепет. Лили не открывала глаз, но слезы заливали ее лицо.
— О Боже! — прошептал Стюарт. — Неужели ты так любишь меня?
Она молчала, но еще сильнее сжала в объятиях Дэниела и открыла глаза.
— Не надо, Лили, не думай ни о чем, просто люби меня.
Ему казалось, что он тоже сейчас заплачет. Лилиан вцепилась в его плечи, и только тут Дэниел понял, что может доставить ей не наслаждение, а боль.
— Лили, посмотри на меня… Она подняла на него глаза.
— С тобой все в порядке?
Кивнув, она снова прижала Дэниела к себе, безмолвно умоляя его продолжать.
— Скажи, если я сделаю тебе больно.
Его движения были очень медленны и осторожны. Дэниел не отрываясь смотрел в ее глаза, готовый остановиться, как только почувствует, что ей не по себе. Но Лилиан хотела Стюарта и, приняв в себя его напряженную плоть, слилась с ним в единое целое. Она двигалась в едином ритме с Дэниелом, устремляясь к ни с чем не сравнимому блаженству.
Казалось, Лили стремилась безмолвно внушить ему свои представления о жизни и любви, и он воспринимал их не разумом, а душой и сердцем. Стюарт усваивал это гораздо быстрее, чем если бы она объяснялась с ним словами.
