— Ты лжешь! Брюс засмеялся:
— Твой папочка всюду ездит с этой соблазнительной дамочкой, и это называется «работа в конторе»!
— Да, и они работают вместе, чтобы помешать вам! — выпалила Элизабет.
— Ну конечно. Поспеши написать об этом в своей газете.
— Нашел о чем говорить! — сказал Тодд, протискиваясь вперед. — Мы хотим спасти наше поле. Шел бы ты отсюда, — повернулся он к Брюсу.
— Ну что? — крикнул Кен, вскочив на скамью для зрителей и обращаясь ко всем сразу. — Отдадим поле?
— Нет! — прогремел единодушный ответ.
— Позволим строить здесь фабрику?
— Нет!
— А парк?
— Нет!
— Давайте все вместе споем, — предложила Джессика. — Песня в честь «Гладиаторов»!
Она выбежала на беговую дорожку и начала дирижировать. Все как один подхватили боевую песню школы Ласковой Долины.
Элизабет строчила в блокноте, краем глаза наблюдая за Тоддом. Она была поглощена редакционным заданием — такого важного у нее еще никогда не было, — и все-таки в ушах у нее так и звенели мерзкие слова Брюса Пэтмена об отце и Марианне Уэст. Вдруг ей пришла на память одна домашняя сценка, и все сразу встало на свои места, как будто нашелся недостающий кусочек головоломки. Лиз вспомнила, как на прошлой неделе зашла в комнату к родителям, а они ссорились. Хотя нет, не то чтобы ссорились. Они не кричали, не ругались. Скорее что-то горячо обсуждали. Мама очень нервничала, а папа хмурился, что с ним редко бывает.
Она услышала только конец разговора, но он все равно оставил в ее душе неприятный осадок.
— Я вовсе не утверждал, что моя работа важнее твоей, — говорил Нед Уэйкфилд, еле сдерживаясь, и голос его дрожал. — Я всего лишь сказал, что было бы неплохо, если бы мы почаще видели тебя дома…
Может, это была пустячная размолвка. Последнее время мама долго задерживалась на работе, выполняя какой-то важный заказ. Но этот случай не давал Элизабет покоя, ведь она никогда раньше не слышала, чтобы родители спорили. Мысль о том, что между ними может кто-то стоять, застала ее врасплох. А что, если этот спор был только вершиной айсберга, имя которому — Марианна Уэст? «Нет, — сказала себе Элизабет, — мне все это только кажется. Это невозможно. Этого просто не может быть».
Элизабет почти закончила свои заметки и уже собиралась идти в «Оракул», как вдруг словно из-под земли перед ней вырос Тодд, и уже поздно было делать вид, что она его не заметила.
— Привет, Тодд.
— Лиз, — сказал Тодд, и лицо его словно осветилось изнутри. — Здорово, правда?
— Да. Я напишу об этом в «Оракуле».
— Это замечательно! Я всегда был уверен, что из тебя получится отличный репортер.
— Честно?
— Честно.
Вдруг Тодд отвел глаза, как будто вспомнив о чем-то, и умолк.
— Я иду в школу, — с надеждой в голосе проговорила Элизабет.
— Да? Я тоже в школу.
Вот тут-то бы им и помириться, но в этот миг к ним подбежала Джессика:
— Тодд!
— А, это ты, Джес, — сказал он.
— Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно, — выпалила она.
— Ну раз важно, давай поговорим, — согласился Тодд.
Элизабет повернулась и пошла к школе, все убыстряя шаги. Тодд окликнул ее, но она не остановилась. Никогда еще дорога до школы не казалась ей такой долгой.
Добравшись наконец до редакции, Лиз села за машинку и сразу начала печатать статью. Работа — лучшее лекарство, только ею можно заглушить боль. «Пиши, — повторяла она себе, — пиши без остановки. Все остальное забудь».
Тодд в растерянности смотрел, как уходит Элизабет. Только что ему представился прекрасный случай все исправить. И он его упустил.
Рядом кто-то что-то говорил. Ах да, это Джессика Уэйкфилд.
— Земля вызывает Тодда Уилкинза, — повторяла она слегка раздраженно. Такой славный и чуть ли не самый красивый парень в Ласковой Долине, но иногда просто терпения с ним не хватает!
— Что ты сказала, Джессика?
Они пошли к школе, и Джессика специально еле передвигала ноги. Ей хотелось подольше побыть с ним наедине.
— Лиз, похоже, опять куда-то спешит, — сказал он.
— Да, — медленно проговорила Джессика. — Она последнее время не в духе.
— Еще бы, — сказал Тодд. — Такие приключения даром не проходят.
— Я как раз об этом и хотела поговорить, — начала Джессика. — Происходит что-то ужасное. Ты слышал, что говорят?
— Но ведь это правда, Джессика! Я бы все отдал, чтобы это было не так.
— Ох, Тодд, — всхлипнула Джессика, подбежала к скамейке и рухнула на нее.
— В чем дело, Джессика? Закрыв лицо руками, Джессика расплакалась. Она громко всхлипывала, плечи ее дрожали.
— Что с тобой, Джес?
Тодд сел рядом, обнял ее и, утешая, прижал к себе.
— Ну-ну, перестань. Все не так уж и плохо.
— Ох, Тодд! Не могу слышать, что вокруг говорят об Элизабет. Я люблю ее больше всех на свете. Я не позволю, чтобы с ней так обращались.
Джессика посмотрела на расстроенное лицо Тодда, в его чудесные карие глаза, и сердце ее затрепетало.
— Тодд, ведь это могло произойти с кем угодно! Это несправедливо! Ведь это могло произойти и со мной!
— Брось, Джессика. Это же не само собой произошло. Она знала, что делает.
Джессика набрала полную грудь воздуха:
— Тодд, я больше не могу. Лиз — моя сестра. Я люблю ее! Тодд, в баре «Келли» была не Элизабет.
— Не Элизабет?
— Нет. Тодд, там была я!
— Что?!
— Да. Я. Зря они все на мою сестру наговаривают. Это несправедливо.
Джессика была совершенно ошарашена тем, что произошло дальше. Тодд Уилкинз некоторое время смотрел ей прямо в глаза, потом, словно сам себе не веря, покачал головой.
— Никогда не слышал ничего подобного. Какое благородство! — выговорил наконец он.
— Что?
— Ты берешь вину сестры на себя? Джессика, а я ведь и не знал, какая ты на самом деле. Ты совершенно особенная.
— Но, Тодд…
Своими сильными руками Тодд прижал ее к себе и держал так целую вечность. Потом он тихонько поцеловал ее. Он даже не слышал, как кричали и свистели ребята, которые были свидетелями этой сцены — среди бела дня, у всех на виду.
Джессика, потрясенная, сидела не шевелясь. Даже в самых буйных фантазиях она не могла себе представить, что честность может быть так вознаграждена.
— Джессика, ты просто прелесть, — сказал Тодд.
— А ты, Тодд, самый отличный парень из всех моих знакомых.
— Вот что, я приглашаю тебя на бал «Фи Эпсилон»!
— Что?
— Если, конечно, хочешь пойти со мной.
— Хочу? Ох, Тодд! — И она снова бросилась ему на шею. — Я только об этом и мечтаю.
Первое, что услышала Элизабет, выйдя из редакции «Оракула», был рассказ о любовной сцене между Тоддом и Джессикой на скамейке прямо посреди школьной лужайки.
