— Ты не сказал, как тебе понравился «Вавилон».
— «Вавилон»? — неохотно переспросил Димитрис. — Ну что тебе сказать? Поразительно. Ты был прав, и я рад, что послушался тебя и посмотрел спектакль.
Тогда Дамоклес, который так же не видел спектакль, как Димитрис, но был абсолютно уверен, что все пьесы крутятся вокруг старой как мир темы любви, решил продолжить допрос и посмеяться над соперником.
— Как тебе понравилась актриса?
— И опять, что тут скажешь? Она ничем не отличается от других актрис, которых мне довелось видеть.
— Неужели? Не может быть! В ней есть что-то особенное.
— Возможно. Но не настолько.
— Наверно, ты прав. Она не очень-то смотрелась на сцене.
— Да. Не очень, — согласился Димитрис, стараясь угадать ход мыслей Дамоклеса и его следующее замечание, чтобы не сказать глупость и не сесть в лужу.
— Внешность у нее не та. Потому и не убеждает, что некрасива. Да что там некрасива, она просто-напросто уродина, чтобы не сказать хуже.
— Ага. Меня это поразило, как только она появилась на сцене. Но я думаю, талант у нее есть, может быть скрытый, — проговорил Димитрис, стараясь держаться нейтрально.
— Ну да, настолько скрытый, что никак не проявляется на сцене. И зачем ей скрывать его? Героиня должна как-то показать свои чувства, если предполагается, что она хочет вернуть неверного возлюбленного и бросается с мостика океанского лайнера в море, отлично зная об отливе.
— Я тоже не понял, — подхватил эту версию Димитрис, — как океанский лайнер мог оказаться на таком мелком месте.
— Поэтическая вольность.
— Поэтическая вольность! — повторил со смехом Димитрис.
— Никогда не видел в театре ничего нелепее, — заявил Дамоклес.
— Не понимаю, зачем ты советовал мне посмотреть пьесу, если сам называешь ее нелепой!
— Благодари Бога, что не видел ее!
— О чем это ты? Я видел ее! — растерянно проговорил Димитрис.
— Если видел, tant pis[15], потому что должен тебе сказать, сам я не видел ее, — произнес Дамоклес, мастерски владея положением и не давая Димитрису времени опомниться. — Да-да, Димитрис, я не видел ее. Да и как я мог ее видеть, если в это время ужинал с Наной?
— С Наной? А наше соглашение? — не поверил своим ушам Димитрис.
— Ну да, я нарушил соглашение и встретился с Наной. И сегодня тоже собираюсь встретиться с ней. А если ты настолько глуп, что держался от нее на расстоянии, это твое дело.
— Я? Глуп? — возмутился Димитрис. — Я тоже встречался с ней вчера и встречусь завтра!
Итак, соперники расторгли свой договор и были несказанно рады, что ни тот ни другой не остался в дураках. Они даже выпили за здоровье друг друга, придя в восторженное состояние, которое, однако, продлилось недолго, так как вскоре им стало ясно, какие муки ждут их впереди, и оба помрачнели.
Молчание нарушил Димитрис:
— Дамоклес, а чем же ты собираешься сегодня кормить Нану? Я ведь съел все до последнего кусочка.
И вот тут, демонстрируя свою силу и готовность начать военные действия, Дамоклес повел своего гостя в кухню, где торжественно снял крышки с двух кастрюль, показывая их содержимое обомлевшему сопернику. В одной была окра, в другой — куриный суп.
— Это оригинал, — самодовольно произнес Дамоклес. — А ты съел копию.
— Никогда еще мне не подавали кулинарное факсимиле! — воскликнул пораженный Димитрис.
— Это я приготовил для Наны. Подлинный экземпляр!
— Тогда что было у меня? От чего я мучаюсь несварением?
Куриный суп
Поместить маленького цыпленка (с шейкой и крылышками) в большую кастрюлю. Налить 1 л холодной воды и довести до кипения. Снять пену. Добавить луковицу разрезанную пополам, зубчик чеснока, большую морковку, разрезанную на три части, 1 маленькую картошку, веточку сельдерея, 1 лавровый лист, соль и перец. Варить на среднем огне в течение 45 минут. Перелить бульон в супницу, тщательно процедив его и растерев овощи деревянной ложкой. Цыпленка выложить отдельно. Перелить бульон обратно в вымытую кастрюлю, добавив 1/3 чашки риса. Довести до кипения и варить 15 минут на среднем огне.
Снять с огня. Приготовить в супнице яично-лимонный соус, используя небольшое количество бульона (переливать его, как описано выше). Вылить остатки бульона в яично-лимонный соус. Отделить мясо цыпленка от костей и подавать мясо с супом.
Цыпленок с окрой
Взять 1 кг небольших плодов окры (бамии) размером 3–4 см. Тщательно промыть. Решительными круговыми движениями срезать острым маленьким ножом нижнюю часть. Разложить окру на сковороде, посолить и сбрызнуть уксусом. Оставить на солнце или в теплой духовке (на самом маленьком огне) примерно на 3 часа, потом жарить на оливковом масле в течение 2 минут.
Тем временем в большой сковороде поджарить на оливковом масле нарезанного кусками цыпленка до образования золотистой корочки. Вылить масло и переложить цыпленка на блюдо. Добавить приправы. В сковороду налить 2 чашки воды, чашку свежего томатного сока, 1/2 чашки оливкового масла и 2–3 мелко нарезанных зубчика чеснока. Довести до кипения, при этом тщательно тереть деревянной ложкой дно сковороды, чтобы к нему не прилипало мясо. Вновь переложить цыпленка в сковороду, закрыть крышкой и держать на небольшом огне 45 минут. Добавить окру и держать на огне еще 15 минут.
Подавать блюдо теплым или горячим.
Глава пятнадцатая
Кусачие принцессы
После разрыва соглашения, которое уже было нарушено обеими сторонами, миновал почти месяц. Для соперников это было тяжелое время. И Димитрис, и Дамоклес напрасно лелеяли надежду сбросить с себя рабские цепи и излечиться от любви к неверной Нане. Не раз и не два заключали они союз против нее и тотчас шли на попятный. Всего один ласковый взгляд Наны, один провокационный жест — и они забывали о своих добрых намерениях, о своих решениях и обещаниях.
Не в силах сойти с избранного однажды пути, они обрекли себя на жизнь в любовном аду. И это сказывалось на всем их поведении. Смятение в мыслях, тревожные глаза, непослушные руки-ноги, срывающийся голос, отчаяние. Когда они обнимали Нану, то, несмотря на соблазнительный жар ее тела, им становилось не по себе, и своими поцелуями они, как наждаком, царапали ее обожаемые чудные губки.
Кстати, это сказывалось и на их кулинарном искусстве. В блюдах, которые они подавали Нане, уже не было je ne sais quoi[16], отличавшего их от скучной, пригодной лишь для поддержания сил еды, какую может приготовить любая домашняя хозяйка. Из них исчезла индивидуальность, нечто особенное и неопределимое, нежная ласка — короче говоря, все то, что превращало стряпню обоих мужчин в искусство, эфемерное, но все же искусство. Наверное, это так, если представить, сколько чувств они вкладывали прежде во все блюда, теперь ставшие напоминанием о том, что не только для соперников, но и для их возлюбленной эти блюда были квинтэссенцией прекрасного. А теперь каждая ложка приближала расставание, смерть. С тем временем, когда восторг Наны дарил Димитрису и Дамоклесу бессмертие, было покончено навсегда. Оба соперника перешагнули порог того мира, где не было места радостям и удовольствиям.
