откинуть волосы в сторону и целовать в шею до тех пор, пока у нее не перехватит дыхание.
— Доброе утро, — наконец сказал Зандер, отметив про себя, что утро и правда доброе.
— Доброе утро, — ответила она, выглядя очаровательно сексуальной, растрепанной и обезоруживающе уютной у его плиты.
Осознавая, что те остатки самоконтроля, сохранением которых он гордился, оказались в опасности ускользнуть в ответ на очевидный изгиб ее грудей и твердые кончики сосков под скомканным белым хлопком, Зандер скользнул взглядом по ее грудям, проступающим под белой тканью рубашки, и заглянул в сковородку.
— Готовишь завтрак?
— Готовлю, — подтвердила Миа, окинула взглядом его торс и, развернувшись к плите, перевернула ломтики бекона с восхитительной ловкостью профессионала. — Блинчики и французские тосты. А еще помидоры на гриле и сосиски.
Зандер обошел остров и сел на высокий стул.
— Тебе не обязательно мне готовить.
— Знаю. Но мне нравится, и нам нужно поесть. Ты голоден?
— Ужасно хочу есть.
— Возьми тарелку.
— Откуда все это? — спросил он, махнув рукой на тарелки и приборы, которые до сегодняшнего утра никогда не использовались.
— Я хотела сама пройтись по магазинам и купить хлеба и овощей, но Тони настоял на том, чтобы взять список и доставить продукты на дом.
— Я не удивлен, что Тони изо всех сил старался быть полезным, если ты была одета так же, когда разговаривала с ним.
— Это первое, что попалось под руку, — смутилась Миа. — К тому же Тони чувствовал себя виноватым.
— Тебе идет моя рубашка.
— Не знаю… — Ее взгляд снова скользнул по его торсу. — Ты и в мешке из-под муки будешь выглядеть великолепно. Но если тебе от этого станет легче, я надену легинсы и пальто.
Он выдохнул. Эта женщина заставила его ревновать, хотя Тони перевалило за шестьдесят, он был счастливо женат, у него трое детей и десять внуков, а ревность никогда не была коньком Зандера.
— Ты могла бы просто заказать что-нибудь в номер, — сказал он, решив не обращать внимания на противоречивые эмоции, и потянулся за тарелкой.
— Нельзя вечно питаться ресторанной едой, — заметила Миа.
— Я — живое доказательство того, что можно.
— Ты же не против, что я хозяйничаю на твоей кухне?
Немного поразмыслив над ее вопросом, Зандер решил, что против. Его нервировали как чувственная домашняя обстановка, так и тот факт, что он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то готовил для него. Но он не мог сказать об этом. Всего несколько дней назад он использовал это как приманку, чтобы соблазнить Миа переехать к нему, так что вместо этого он одарил ее улыбкой.
— Вовсе нет, моя кухня к твоим услугам. И не только для жарки бекона… — Зандер положил себе на тарелку пару хрустящих ломтиков, — я не забыл о твоей фантазии и не откажусь воплотить ее в следующий раз.
Миа вспыхнула и перевела взгляд с его губ на торс.
— Значит, будет следующий раз?
Конечно, следующий раз должен быть. Его влечение к ней ничуть не уменьшилось.
— Раньше, чем ты думаешь, если будешь и дальше так на меня смотреть, — сказал Зандер, положив к бекону яйца, помидоры и сосиски.
Слабая улыбка тронула ее губы.
— Это разумное решение?
— Ты же сама хотела этого, — усмехнулся Зандер. — Мы переспали два раза, и, мне кажется, мир не рухнул. А ты как думаешь?
Миа кивнула. Однако морщинка, появившаяся между ее бровями, вызывала беспокойство.
— Ты передумала?
— Нет, — ответила Миа, — но мне интересно, сколько это будет продолжаться.
Он понятия не имел. У него не было шаблона для этой совершенно беспрецедентной ситуации.
— Предлагаю продолжать, пока влечение не исчезнет и мы не сможем спокойно жить.
— Что, если оно не исчезнет?
— Исчезнет, — заверил Зандер, скорее для того, чтобы убедить себя, чем ее. — По моему опыту, который, сама знаешь, не маленький, это всегда так. Обычно после одной ночи, по взаимному согласию, но даже самый долгий, самый зрелищный фейерверк в конце концов заканчивается.
Миа выглядела неуверенной, когда села напротив него и положила себе на тарелку французские тосты с помидорами.
— Придется поверить тебе на слово.
— Поверь. И пока ты в это веришь, подумай о том, как будет весело. Я знаю, что это так.
У нее перехватило дыхание, щеки вспыхнули, и на один волнующий момент он подумал, что Миа все-таки предложит отказаться от завтрака и приступить к реализации фантазии. Но секундой позже, к его разочарованию, она выдохнула и потянулась за столовыми приборами.
— О чем ты думаешь?
— О том, что я хотела сделать последние три дня, — сказала Миа.
Зандеру стало интересно.
— Что именно?
— Независимо от того, как ты относишься к отношениям, становится все более вероятно, что они у нас будут. Поэтому я думаю, нам следует узнать друг друга получше. Я хотела бы узнать больше об отце моего ребенка. Мы много говорили обо мне. Итак, пока мы завтракаем, я хотела бы поговорить о тебе.
Зандер беззвучно положил вилку на тарелку. Мысли о веселье улетучились, аппетит пропал.
Рассказать о себе?
Он никогда в жизни не слышал более нелепого, более удивительного предложения. Это противоречило его принципу номер один, когда дело касалось женщин, — не переходить на личности и оставаться в безопасности.
Страх разоблачения… Может, по этой причине он держался от нее подальше на этой неделе? Потому что в глубине души боялся, что слишком скоро светской беседы будет недостаточно.
Что ж, он был прав.
Он не хотел говорить о себе. Вообще. Но какой у него был выбор? Учитывая обстоятельства, предложение Миа не выглядело возмутительно, и она не позволит ему внезапно вспомнить о деловой встрече и сбежать. Если он будет слишком упорствовать, она может начать задаваться вопросом, в чем его проблема, и вероятность того, что она согласится выйти за него замуж, станет еще меньше.
Зандер прокашлялся, откинулся на спинку стула и собрался с духом.
— Что ты хочешь знать? — спросил он, стараясь преодолеть легкую нервозность и намеренно расслабляя плечи, как будто этот разговор действительно не имел никакого значения.
Миа сделала глоток апельсинового сока, на мгновение задумалась.
— Тебе нравится твоя жизнь?
Брови Зандера взлетели вверх. И с этого она решила начать? С экзистенциализма? Он не знал, как он относится к своей жизни. Он не часто думал об этом.
— Вполне. Не вижу причин что-то менять, — сказал он, в основном потому, что он не был на вечеринках две недели и не спал ни с кем, кроме нее, последние полгода, так что это уже произошло.
Она нахмурилась.
— Значит,
