Она представила выразительное лицо Кейджа, и на губах заиграла улыбка, но душа наполнилась лишь умилением и желанием стать для Фрэнсиса другом. Больше ничем.
– Ладно, там видно будет, – пробормотала она, беря телефонную трубку. – Сейчас главное исчезнуть.
Джозефина ответила на звонок после третьего гудка.
– Привет! – сказала Дебора. – Послушай, Стив у тебя сейчас живет?
– Нет, – расстроенно ответила Джозефина. – У него до середины следующей недели страшная запарка на работе, мы с ним и видеться-то почти не будем.
Дебора с облегчением вздохнула. Хоть в этом-то ей повезло.
– И ты скучаешь одна? – многозначительно спросила она.
– От тоски скоро взвою, – пожаловалась Джозефина. – Ты ведь знаешь: мне надо все время с кем-то общаться, веселиться, смеяться.
– Не взвоешь, – торжественно пообещала Дебора. – Я готова тебя спасти.
– Ты что?.. Согласишься пожить у меня? – недоверчиво спросила Джозефина.
– Да! – воскликнула Дебора. – С завтрашнего дня и до конца недели.
– Ур-р-ра! – прокричала Джозефина, едва подругу не оглушив. И лишь дав выход радости, поинтересовалась: – А что это ты вдруг? Поругалась с родителями?
Дебора зажмурилась.
– Нет. Просто хочу сменить обстановку. Устала, неважно себя чувствую, мысли дурные в голову лезут.
– А-а, это от переутомления, – тотчас поставила диагноз Джозефина.
Если бы, мрачно подумала Дебора, смахивая со щеки выкатившуюся из глаза слезинку.
– А может, нам устроить с тобой каникулы и махнуть куда-нибудь на курорт, а? – вдохновенно предложила Джозефина. – Стив второй год не берет отпуска, по всей вероятности, в ближайшее время и не возьмет.
– Зануда твой Стив, – не удержалась Дебора.
– Ну-ну, – вступилась за любимого ее подруга. – Ты его просто плохо знаешь.
– Наверно, – поспешила исправить ошибку Дебора, размышляя о том, не поехать ли ей, и правда, на каникулы. На расстоянии быстрее забуду о чувствах к Герберту, подумала она, приводя доводы в пользу подружкиной затеи. Забуду о Фионе, обо всей этой безумной истории, может, даже повстречаю кого-нибудь, кем увлекусь сильнее…
А существует ли такой человек? – возник вопрос. Чем, к примеру, плох Фрэнсис? Если бы я была в состоянии отделаться от страсти к Герберту с помощью другого мужчины, то наверняка влюбилась бы во Фрэнсиса. Но он не трогает моей души, значит, никакие заморские принцы меня не спасут…
– Ну так как? – озадаченная продолжительным молчанием, спросила Джозефина.
– Нет, с каникулами давай подождем, – пробормотала Дебора, подумав вдруг о том, что по прошествии времени, может, взглянет на задумку о путешествии иначе.
– Хорошо, – согласилась Джозефина. – А приезжай ко мне прямо сейчас? Еще ведь не слишком поздно. Даже прогуляться перед сном еще успеем. Какой смысл ждать до завтра?
Дебора решила вдруг: так и в самом деле лучше. А то Герберт, чего доброго, надумает снова позвать меня или явится сам.
– Прогуляться перед сном? – протянула она. – Неплохая мысль. Что ж, жди. Через полчаса буду у тебя.
– Ур-р-ра! – снова возликовала жизнерадостная Джозефина.
Что-то шло не так. Точнее, как раз по плану, но Герберта ход событий совсем не радовал. Сильно изменились их отношения с Деборой, и виною тому был он сам, от этого Герберт чувствовал себя страшно неуютно и не имел понятия, как теперь быть.
Черт знает почему, каждую свободную минуту он размышлял о том, с кем соседка встречается и, главное, как на нее смотрят богатые коммерсанты и прочие интересные люди, о которых она с таким увлечением пишет в своих статьях. В памяти то и дело оживали восторженные отзывы о ней Питера, то, как он изобразил ее грудь, как загорелся идеей представить ей Рейнера.
Вопрос с Рейнером отпал сам собой, благо Герберту хватило смелости рассказать о приятеле Деборе. Она ничуть предложением не заинтересовалась, напротив, обозлилась, что Герберта, как ни странно, успокоило.
О Фионе он вспоминал лишь на работе. И только там снова попадал в плен ее чар. Впрочем, и здесь все стало удивительным образом меняться. Несравненная красота Фионы как будто немного померкла, когда, в очередной раз обедая с ней и разговаривая, Герберт пришел к неожиданному выводу: она, несомненно, ангельски хороша, но… умом, скажем прямо, не блещет.
Поддерживать серьезные беседы Фиона, как выяснилось, не умела, читать не любила и чуть ли не гордилась этим, в самую неподходящую минуту могла глупо хихикнуть. Герберт, окончательно во всем запутавшийся, твердил себе: не торопись с выводами, и был только рад, когда босс вызвал его в среду и отправил на два дня в командировку.
Там, в Хьюстоне, вдали от Фионы и Деборы, раздумывать о них показалось легче. На это Герберт и потратил оба вечера, – убивать время на развлечения, походы в музеи, зоопарк или планетарий у него не возникло ни малейшего желания.
В первую очередь он обмозговал отношения с Деборой. Мысль: «уж не влюбляюсь ли я в нее?» нашел смешной, даже безумной. Деб была ему вроде сестры и смотрела на него как на товарища. В тот памятный вечер, впрочем, и взгляд ее, и голос выражали отнюдь не приятельские чувства, но Герберт был тогда пьян и мог наутро принять за реальность картинки из сна, ведь подтверждений их близости не было, не состоялось даже объяснительной беседы.
Дебора вела себя как обычно, разве что минутами уходила в себя, но такое за ней водилось и раньше. И даже намеком не напоминала о том, что между ними произошло. А произошло ли? – задумался Герберт, начиная побаиваться, что в самом деле сходит с ума. Может, все эти видения – плод моего пьяного воображения? А как же родинка? Я ни за что не вспомнил бы о ней, если бы не увидел на нынешней груди Деборы – полной, женской…
Нет, мы были близки, в этом нет сомнений, но Дебора желает обо всем забыть и, может, уже забыла… Хотя…
Его мучил и еще один вопрос, вероятно, самый важный, но, не находя никакого ответа, Герберт отставлял его, все пытаясь забыть. Так или иначе, чего он боялся больше всего, так это лишиться Деборы-друга, потому дал себе слово не приставать к ней с выяснениями, назначения которых сам не знал. Над слепящей страстью к Фионе, так стремительно пошедшей на спад и столь внезапно преобразовавшейся в неопределенно-настороженное чувство, он долго не раздумывал, решив действовать по обстоятельствам и по возможности более разумно.
В Вашингтон он вернулся в пятницу днем и сразу поехал в офис, чтобы скорее отчитаться перед шефом. Было время обеда. Герберт вышел из машины, сосредоточенно продумывая, о чем доложить в первую, о чем – в последнюю очередь. Его взгляд случайно упал на белый «кадиллак» на противоположной стороне дороги. И пришла догадка: к Фионе снова пожаловал кто-нибудь из ухажеров.
