– Я знаю, – ответил Робин, не без удовольствия наблюдая за тем, как его жена уплетает за обе щеки мясо и салат. – Но я никогда не понимал, зачем тебе это.
– Что – это? – Юта оторвалась от тарелки и вопросительно посмотрела на Робина.
– Твоя немыслимая диета. Ты ведь любишь мясо и сладости. Почему ты так издеваешься над собой?
Юта густо покраснела. Она всегда старалась уйти от этой темы, но сейчас Робин смотрел на нее с таким вниманием и интересом, что ей захотелось открыться ему. Ведь он не понаслышке знает о том, что такое позорное словосочетание – «избыточный вес». Только вряд ли переживает по этому поводу…
– В школе я была толстушкой, – краснея, призналась она и, чтобы выглядеть не очень смущенной, принялась механически выскабливать ложкой мармеладинки, плавающие в подтаявшем – как она любила – мороженом. – Надо мной смеялся весь класс. Все, кому не лень, проходились по поводу моего веса. Не ешь булочки, Элли, иначе будешь как толстуха Маггер! Маггер, ты что, съедаешь на ужин двойной хот-дог?! Юта, прежде чем ты сядешь на стул, не забудь убедиться в его прочности… Меня называли Колобком. Думаешь, о таком прозвище мечтает каждая пятнадцатилетняя девчонка? Какие тут парни… Никто и не думал смотреть на меня, ведь за толстыми щеками и рыхлыми бедрами вряд ли кто-то пытался разглядеть мою душу… Последней каплей был молодой человек, который решил разыграть меня. Он подарил мне букет цветов, внутри которого был спрятан биг-мак и записка: «Приятного аппетита, толстушка!».
Робин чуть было не прыснул со смеху, представив эту картину, но лицо Юты было слишком удрученным, и он сдержался. Неужели все так и было? В это сложно поверить… Юта великолепно сложена, она как будто родилась с такой фигурой…
– Поэтому ты никогда не показывала мне свои школьные фотографии? – догадался он.
Юта кивнула.
– Но как… – начал было Робин.
Она закончила за него, предугадав немудреный вопрос:
– Как мне удалось похудеть? – горько усмехнулась она. – Ты сам ответил на свой вопрос, когда спросил меня, зачем мне это нужно. – Она ткнула пальцем в тарелку с овощным салатом. – Вот так. Легкое молоко, обезжиренный творог, куцая порция овощного салата. Только так… Я боялась заглядывать в зеркала, потому что ненавидела то, что в них отражалось. Если мне попадался лифт с зеркалом, я входила в него спиной. Мне пришлось повесить на холодильник свою фотографию, чтобы не залезать в него за очередной порцией добавки… Через несколько лет я пришла на встречу выпускников. Меня узнали с трудом. Располневшие от сытой семейной жизни одноклассницы тыкали в меня пальцем и завистливо перешептывались. Но никто из них даже не подозревал, чего мне все это стоило…
Робину стало стыдно за то, что еще совсем недавно он попрекал жену ее «легким» питанием. Если бы он знал, через что она прошла, у него не повернулся бы язык сказать ей такое. Он отлично представлял себе эту школьную травлю. Ведь в его классе тоже были толстушки и толстяки. Ему повезло: под маской шутника и самоуверенного парня Робину удалось спрятать свой страх показаться толстым и смешным. И это блестяще ему удавалось, как удается и по сей день. Но страх от этого не уменьшался, как не уменьшался страх Юты превратиться в Толстушку, Колобка, какой она была в школе…
Кто из них прав? Робин не знал ответа на этот вопрос. Правильнее всего было быть самим собой и не обращать внимания на насмешки. Но, увы, не всякий на это способен…
– Слава богу, что Пит пошел в дедушку, – сказал Робин, чтобы сменить тему. Воспоминания о школьной жизни опечалили Юту, она выглядела подавленной. – И наши проблемы ему не грозят…
– Наши? – удивленно переспросила Юта. Ложечка с мороженым застыла у нее в руке. – Неужели и ты… Я и не догадывалась, что тебя смущает твой вес… Мне казалось, для тебя это в порядке вещей.
– В порядке – овощи на грядке, – отмахнулся Робин, чувствуя, что сболтнул лишнее. Ему совсем не хотелось, чтобы Юта знала об этой его проблеме. Хотя он мог быть с ней более откровенным. Она-то смогла рассказать ему то, что скрывала в течение долгих лет. – Что поделаешь – все мы люди, – усмехнулся он. – И у каждого в голове свои мыши скребут по углам. Только я никогда не думал, что наши с тобой мышки могут быть настолько похожими…
– Кстати, о Пите… – Порыв откровенности схлынул и, чтобы не жалеть о нем, Юта вцепилась в тему, предложенную Робином. – Тебе не кажется, что он какой-то…
– Замкнутый? Ничего удивительного. Последние несколько лет мы оба заняты своей карьерой и совсем о нем позабыли. Когда ты последний раз ходила в школу?
Левая бровь Юты, и без того приподнятая, поднялась еще выше.
– Я? Но почему именно я?
– Ты – его мать.
– А ты – отец. Который, между прочим, совсем недавно заявлял, что будет сам воспитывать своего сына.
– И буду. Если понадобится…
– Хорошая оговорка. И потом, ты же знаешь: я ненавижу родительские собрания, – добавила Юта таким уставшим голосом, словно добрую половину дня провела на ферме, ухаживая за свиньями и коровами. – Эти ужасные учителя… И родители, в жизни которых нет ничего, кроме детишек и семейных сцен…
– Иногда я спрашиваю себя: как Питер вообще появился на свет? С таким-то отношением его матери к детям.
– Можно подумать, ты относишься лучше, – язвительно хмыкнула Юта. – Ты просто ловко маскируешь свое отношение, делаешь вид, что тебя это очень беспокоит. А на самом деле сваливаешь все на миссис Пирс…
– Так же, как и ты, – напомнил ей Робин.
– В отличие от тебя, я этого не скрываю.
– По-моему, это неправильно… – неуверенно произнес Робин, осознав, что сдает позиции.
– Что именно? То, что мы работаем и обеспечиваем ребенку хорошую жизнь? Между прочим, Робин Макаути, в моем детстве не было таких игрушек. А у него в комнате стоит стереосистема, компьютер и много других приятных вещей…
– Ты думаешь, все это заменяет ему наше внимание?
– Я думаю, что все это – пустая демагогия. И меня ужасно раздражает, когда ты начинаешь цеплять на себя маску заботливого отца. Будь честен, Робин. Хотя бы с самим собой…
Юта снова замкнулась в себе, выставив наружу льдинки-шипы, которые прятала целый час. Робину стало холодно – не то от осеннего ветра, забредшего в уличное кафе, не то от льдинок, пляшущих в ее, а точнее, в его карих глазах.
Он и впрямь не был образцовым отцом, но, наверное, хотел бы им стать. Равнодушие Юты заставило его почувствовать жалость к Питу – ребенку, растущему без родителей. Юта лукавила: они зарабатывали деньги совсем не ради Питера, скорее, они откупались от него этими деньгами. Родители Робина поступали с ним точно так же, и единственным человеком, который по-настоящему любил его, была бабушка. Она не очень-то жаловала Бакстера, считая его занудой и ябедой, а вот Робин был ее любимчиком. Родители же считали совершенно по-другому…
