— Хочешь, я сам поговорю с ней?
Грейс вышла из полузабытья. Было так приятно опереться на него, ощутить спиной его тепло, но это не давало ей права перекладывать ответственность на его плечи, как бы ей того ни хотелось.
— Нет. Я сама. — Она произнесла это так, словно готовилась выйти на расстрел.
— Я серьезно. Иногда проще разговаривать с тем, кого не так хорошо знаешь.
Грейс хотела уступить. Очень хотела. Переложить этот груз на кого-то другого. Имела ли она право на это?
— По крайней мере, позволь мне попытаться. Вдруг мне удастся растопить лед.
Грейс почувствовала, как ее захлестывает волна благодарности и облегчения от того, что можно наконец расстаться с принципом «Я должна делать все сама».
— Хорошо, — произнесла она, отстраняясь от него.
Через несколько минут они вышли на улицу и окунулись в прохладу ночи. Грейс порадовалась, что накинула кардиган. Она направилась к старым деревянным качелям, которые висели на дереве позади домика, а Брент стал взбираться по лестнице. Качели тихонько скрипнули, когда она опустилась на них.
Грейс прислонилась щекой к толстой, грубой на ощупь веревке, и в нос ей ударил застарелый запах. Он смешался с витающими в воздухе ароматами жареного мяса и дыма горящих поленьев и перенес ее в детство. Стоило закрыть глаза, и вот ей уже снова пятнадцать.
Столько же, сколько сейчас Таш. Сердце больно сжалось в груди от нахлынувших чувств. Беспомощность, злоба, отчаяние. Всеобъемлющая грусть. Бедная Таш!
Она слышала, как Брент поднимается по ступенькам деревянной лестницы, такой же прочной, как и в тот день, когда отец Грейс соорудил ее, — они тогда только переехали в этот дом. Грейс в то время было шесть лет.
Потом раздался стук, и Брент спросил, можно ли ему войти. Его голос проникал в открытые окна домика и растворялся в тишине ночи.
Таш ответила что-то неразборчивое, а затем Грейс услышала шаги Брента и легкое шуршание, когда он садился.
Она скрестила пальцы.
Глаза Брента понемногу стали привыкать к темноте.
Здесь было полно пластиковой мебели: столы, стулья, большой кухонный гарнитур, стеллажи и шкафчики, расставленные вдоль стен. Повсюду были разбросаны детские игрушки.
Опускаясь на пол, Брент оперся о него ладонями и почувствовал, как что-то мелкое и сыпучее впивается в кожу. Песок из песочницы, не иначе. Он рассеянно отряхнул руки о джинсы.
Таш сидела, прижав колени к подбородку и укрыв ноги большим вязаным пледом — одним из тех, что лежали высокой стопкой в старом шкафу позади нее.
— Ты, наверное, пришел «выразить свое разочарование», — произнесла Таш через несколько секунд, изобразив пальцами в воздухе невидимые кавычки.
— Нет.
— Прочтешь мне дурацкую проповедь о том, что я сильная и со всем справлюсь?
— Нет.
— Что, даже не скажешь «сочувствую твоей потере»? Или «время лечит»? — у Таш вырвался резкий смешок. — Боже, как же я ненавижу банальности, всю эту чепуху. Неужели люди не понимают, что их утешения мне до фонаря? Можно подумать, я потеряла библиотечную книжку или мобильник.
— Нет. — Брент покачал головой. — Этого ты от меня тоже не услышишь. Все это полная фигня. Полнейшая. Да, вам с Бенджи пришлось нелегко. Мне бы очень хотелось чем-то помочь. Все хотят вам помочь. Я знаю, что и Грейс тоже. Но, к сожалению, вам придется самим справляться со всем этим.
Таш покосилась на него:
— Ты ведь не психиатр, нет?
Брент рассмеялся:
— Нет.
— Хорошо. Потому что ты в этом ни черта не смыслишь.
Брент снова усмехнулся, и они на некоторое время замолчали.
— Просто это как-то неправильно, — сказала Таш. — Собираться вот так, всем вместе, без них.
Брент кивнул:
— Это чувство тебя еще долго не покинет. Может быть, никогда.
Таш натянула плед до самого подбородка и внимательно посмотрела на него:
— А твои родители живут в Мельбурне?
Брент пожал плечами:
— Не знаю. Я никогда не видел своих родителей. От меня отказались, когда я был еще младенцем, и все свое детство я провел в приемных семьях.
Таш распрямилась, и плед упал на пол. Она пристально смотрела на Брента.
— Правда? Надо же, сочувствую…
Брент поднял бровь.
— Моей потере? — он улыбнулся.
Таш хотела сказать что-то еще, но замолчала, поняв, что Брент дразнит ее.
— Ну да, ну да. — Она улыбнулась и подняла плед, на этот раз накинув его на плечи.
На какое-то время снова повисло молчание, затем Таш его прервала:
— Расскажи, что ты помнишь.
Брент нахмурился. Она хотела услышать о его детстве? Что именно ее интересовало? Он, конечно, мог бы рассказать о неотступно преследовавшем его воспоминании, связанном с этим домиком на дереве, только это вряд ли было бы уместно.
— А конкретнее?
— Ты ведь знал мою маму, так? Расскажи, что ты помнишь о ней.
Ах вот оно что!
Перед глазами Брента проплыли мириады образов из прошлого — он крутил и вертел их так и эдак, разглядывая словно картинки в калейдоскопе, пытаясь найти тот единственный рисунок, который лучше всего отображал бы характер Джули.
— Помню, как однажды мы отправились на пляж Бэллз-Бич, через неделю после того, как она сдала выпускные экзамены в школе. Мы с Грейс и Даг с Джули.
— Ты и папу моего знал? — прервала его Таш.
Брент кивнул:
— Мы с Грейс встречались уже около полугода, когда появился Даг. — Брент заметил, как по щеке Таш поползла слеза, и она смахнула ее. — Она была так счастлива в тот день. Школа позади. Она упивалась свободой. Все повторяла: «Поверить не могу, я свободна!» Она плюхнулась на песок и катилась боком до самого океана. — Брент улыбнулся, вспомнив, какую радость Джули доставляла Дагу, прыгая и бегая вокруг него в своем крошечном бикини. — Вода была ледяная, но она, не раздумывая, нырнула в нее. Ее оттуда было за уши не вытащить.
Таш улыбнулась сквозь слезы:
— Она любила океан.
— Ага. Это точно, — снова кивнул Брент.
— Говорила, если выиграем в лотерею, купим дом на самом берегу. — Она снова вытерла слезу. — А папа тоже купался в тот день? Вообще-то ему никогда это особенно не нравилось.
В голосе Таш звучало нетерпение. Ее желание узнать как можно больше о прошлом было столь ощутимым, что у Брента даже в горле пересохло. Он усмехнулся:
— Окунулся разок. А вообще, ему просто нравилось разглядывать твою маму в бикини.
Таш сморщила нос, изображая отвращение, и коротко произнесла: «Фу!» Но затем у нее вырвался смешок.
— Он всегда был ненормальным.
Она снова засмеялась, и Брент — вслед за ней. Когда смех утих, он решил совершить вылазку во вражеский стан.
