в нечто жаркое. В нем вспыхнуло желание обладать этой женщиной. Пламя, бушевавшее в нем, было настолько мощным, что могло поглотить его, и он был готов прыгнуть в него.
- Я такая, какая есть, - проговорила Ханна. - Я отказываюсь отступать и ждать чего-то в надежде, что моя жизнь потечет в каком-то направлении. Делай что хочешь, но я такая, какая есть.
Акин так и сделал. Поддавшись желанию, он обхватил ладонями ее лицо и припал к ее губам в поцелуе. Ханна охнула и напряглась. Он ожидал, что она закричит, попытается отпихнуть его, столкнет в бассейн. Он бы выпустил ее - ему хотелось верить, что он выпустил бы ее, - однако она лишь крепко сжала его запястья и не шевелилась.
Акин никогда не прикасался к женщине, будучи в гневе, но сейчас именно гнев пробудил в нем собственнический инстинкт, вместе с которым наружу пробилась сексуальная неудовлетворенность. Он не мог противостоять этому мощному натиску просто потому, что не знал, как с ним бороться. Да и бороться ему не хотелось. В этом и состояла главная проблема. В том, что он желал Ханну.
Отрицать это он больше не мог. Вынужденный признать этот факт, он с наслаждением отдался изучению ее губ, мягких и сладких. И по его жилам потек огонь, понесся лесной пожар, сметающий на своем пути остатки здравого смысла.
Неожиданно в этот сумасшедший вихрь ворвался детский крик. Ханна вздрогнула, отстранилась и устремила на Акина осуждающий взгляд.
Ханна поспешила в комнаты, а Акина охватил стыд. Ради племянника они не должны быть врагами, однако он первым сделал шаг в сторону агрессии. И как она ответит на это?
Он наблюдал за Ханной через стекло. Ее приглушенный голос звучал взволнованно, а язык тела говорил о том, что она напряжена. Но все ее поведение изменилось, едва она взяла малыша на руки и заворковала с ним, прижимая его головку к щеке.
«Первенец», - с завистью подумал Акин, отводя взгляд. Он вдруг с болью осознал, что, возможно, никогда не даст ей еще одного ребенка. Ведь он не может допустить, чтобы его собственный ребенок прошел через муки пренебрежительного отношения.
«Мне плохо, когда я не вижу его».
Королева все еще испытывала те же чувства к Эйджазу, но ни разу не дала понять, что ей хочется видеть рядом с собой младшего сына.
Из задумчивости Акина вывел звук отодвигаемого стула. Повернувшись, он увидел, что Ханна садится за стол. Она перебросила через плечо легкое одеяльце и прижимала к себе возмущенно орущего Касвара.
- Знаю, знаю, я опоздала, - говорила она малышу. - Бедняжка, ты хочешь есть. Не бойся, я не бросила тебя. Если быть королем у тебя не получится, ты точно сделаешь отличную карьеру на Бродвее.
- Что ты делаешь? - Акин не ожидал, что она выйдет во дворик и тем более…
- Он хочет есть. Вот я его и кормлю. - Она сунула руку под одеяло и пристроила к груди малыша.
Дикий вопль прекратился. Ханна облегченно вздохнула и отпила из своего стакана.
- Когда я кормлю, у меня начинается жажда.
Акин посмотрел на дверь в свои покои.
- Оставить тебя одну?
- Тебе некомфортно быть рядом, когда он ест?
Так ли это? Он впервые оказался в подобных обстоятельствах и не привык видеть интимные моменты чьей-то жизни. Ему казалось, будто он подглядывает. Он чувствовал себя точно так же, как когда обнаружил, что Ханна читает любовные романы и составила список счастья.
- Пока ты не ушел, я хочу кое-что сказать, - неуверенно проговорила она. Ее глаза были опущены, а щеки покрывал румянец.
Акин сложил на груди руки и приготовился к тому, что сейчас его будут отчитывать за поцелуй. По идее, ему следовало бы сожалеть о содеянном, но он не сожалел. Более того, он хотел целовать ее снова и снова.
- Я стараюсь изо всех сил, но материнство дается мне тяжело. Однако каждый раз, когда я держу на руках сына, я вспоминаю о том, что оказалась здесь исключительно по той причине, что зачать его помог мне твой брат. Невольно, просто так сошлись звезды. Ты прав, я не должна отказывать ему в том, что дано ему по рождению. Я хочу как можно лучше подготовить его, я хочу, чтобы он рос в безопасности. И я безмерно благодарна тебе за все, что ты делаешь для него.
Ханна замолчала, так и не упомянув о поцелуе, и подняла на Акина влажные глаза.
Акин, по сути, был самым могущественным человеком в стране и наверняка входил в первую десятку самых могущественных людей мира. В армейских кругах его боялись, перед ним преклонялись. Он прославился как умелый стратег, добивающийся триумфа несмотря ни на что.
Однако Ханне удалось всего несколькими словами свергнуть его с вершин. В словах не было ничего, что касалось бы его напрямую, и все же те чувства, что она искренне выразила в этих словах, чуть не сбили его с ног. И он бы разозлился на нее за это, если бы не восхищался тем, как искусно она применила против него свое оружие.
Вздохнув, Акин провел рукой по волосам.
- Мой брат, Ханна, был непредсказуем. Я могу показаться нелояльным к нему, если стану критиковать его, но у него был переменчивый характер, и ему всегда давалась полная свобода действий. - Ему не надо было отчитываться. Его никогда не заставляли собирать осколки. Все это было его, Акина, работой. - К счастью, в душе он был добр. Он желал процветания Бааки, однако не желал трудиться ради этого. - Акин плотно сжал губы и, бросив взгляд на открытые двери, заговорил почти шепотом, чтобы его слышала только Ханна: - Когда отец заболел, на Эйджаза свалилось еще больше обязанностей. Он думал, что сможет делегировать их парламенту, а сам будет жить, как ему нравится. У него не было никакого плана, когда он объявил, что у нас состоятся всеобщие выборы. Он просто бросил камень в осиное гнездо и сбежал, а потом постил фотографии, как он взбирается на ледники Антарктики. Я был вынужден разгребать последствия всех его капризов. - Он снова сжал губы.
- Ты опасаешься, что я такая же, как он, непредсказуемая?
- Я знаю, что ты именно такая. При каждой нашей встрече ты ставишь меня в тупик.
Наверное, все дело в ее низкой самооценке, подумал Акин. Как
