— Очень сожалею, но сейчас я хочу вплотную заняться журналом.
— Подумай. — Джей поднялся. — А мне, пожалуй, пора. Рад был пообщаться с тобой снова.
Приятно было познакомиться, мэм.
— Спасибо, Джей. Взаимно.
Раф проводил его до двери.
Когда он вернулся, Эмма не удержалась от вопроса:
— Ты всегда любил журналистские расследования. Почему бы тебе не заняться этим снова?
Раф внимательно взглянул на нее.
— Во-первых, я занимался этим, потому что мне нравилось иметь дело с людьми. Сейчас… — Он дернул плечом. — Чтобы проводить расследования, требуется отличная память — и кратковременная, и долговременная. Это то, чего у меня нет.
Компьютер загудел, и Эмма взглянула на монитор.
Раф начинал что-то вспоминать, когда прикасался к ней. А что будет, если память вернется к нему? Он снова станет репортером? От одной этой мысли Эмма похолодела. Что могло удержать его? «Прошлые времена Юга». И Габи. И она. Нет, она — вряд ли. Его журнал и его сын могли сохранить ему жизнь. А если память вернется к нему не полностью? Ведь он вспоминал, только когда прикасался к ней. Значит, существовал отличный шанс, что он никогда не вспомнит всего.
И она этого шанса не упустит.
Эмма с облегчением потянулась к мыши, но рука повисла в воздухе. Сделать Рафа счастливым. Удержать его здесь.
Когда это произошло? Когда ей вдруг стало важно, чтобы Раф оставался в ее жизни?
* * *
— Давай, Рэнди. Знаешь, как это здорово! Не бойся!
Эмма поправила сползающие на нос темные очки и бросила взгляд поверх книги. Раф и Габи стояли в мелководной части бассейна, уговаривая трусоватого Рэнди съехать вниз с горки.
Рэнди ничего не отвечал и только пристально смотрел вниз с восьмифутовой высоты извилистой пластиковой голубой дорожки.
— Я и тебя поймаю, как Габи, — присоединился к сыну Раф.
Рэнди не двигался.
— Может, хочешь сойти? — спросил Раф.
Мальчик помотал головой.
— Давай, Габи съедет вместе с тобой.
— Да! — закричал Габи. — Вот будет здорово!
Рэнди поморгал и поспешно кивнул.
— Хорошо! — Габи торопливо зашлепал вверх, подтягивая сползавшие с его худенького тела трусики.
— Поехали! — закричал Габи и оттолкнулся.
Через две секунды Раф поймал одного левой, другого правой рукой.
Рэнди засмеялся.
— Можно еще разочек? Самому?
— Сколько угодно, — отозвался Раф.
Эмма взглянула на часы — он уговаривал его почти двадцать минут. Откуда столько терпения? Тот Раф, которого она знала, и пяти минут бы не выдержал.
Тут Раф повернулся, и ее взгляд упал на рваный шрам поперек его левой щеки. Вот где он научился терпеть — на больничной койке. Шесть операций за шесть лет. В его сломанных руках и ногах такое количество металлических штырей, что в аэропорту каждый раз начинали звенеть металлоискатели.
— Мам! Посмотри на меня!
Эмма с улыбкой подняла глаза. Ее сын в сотый раз скатился с горки и плюхнулся в воду.
— Попробуй, мам! Знаешь, как здорово!
— Это горка для детей, малыш.
— Ну, мам! Я же говорил тебе, я не малыш.
— Ты — мой малыш.
Габи высунулся из воды.
— Мам!
— Прости. Я все время забываю, что ты у меня почти мужчина.
— Ты можешь называть малышом меня.
Эмма вскинула глаза и увидела Рафа. Он стоял у бортика бассейна, положив подбородок на скрещенные руки. Таких шрамов Эмма еще не видела. От кисти левой руки до локтя тянулся след от ожога.
Эмма вздрогнула.
Улыбка Рафа погасла. Он опустил руки в воду.
Эмма почувствовала, что причинила ему боль. Торопясь загладить неловкость, она удивленно подняла брови.
— А мне казалось, что я называла тебя «босс».
Он клюнул на эту наживку, хотя улыбка его была скорее печальной, чем веселой.
— Так вот, твой босс считает, что тебе надо поплавать.
Неожиданно рядом с ним возник Рэнди.
— Да, миссис Локвуд, пойдемте, это так здорово!
Ей давно хотелось в воду. Пот стекал у нее по спине и собирался в ложбинке на груди.
— Да, мам, — подхватил Габи, вынырнув после очередного спуска.
— Да, миссис Локвуд, — Раф подчеркнуто произнес ее фамилию. — Мы хотим полюбоваться вашим купальным костюмом, который доходит вам до колен.
Эмма чуть было не показала ему язык: не дождется, не будет она раздеваться у него на глазах. У нее была уже не та фигура, что шесть лет назад. Она родила, грудь пополнела, бедра раздались.
Вот поэтому и надо было раздеться. Пусть все увидит. Может, тогда он перестанет наконец заигрывать с ней.
— Уже иду.
— Давай, мам!
Она встала и стащила футболку через голову. Три пары глаз уставились на нее. Эмма уперла руки в бока.
— А ну-ка, хватит смотреть на меня! Идите плавать!
— Пошли, мальчики, — позвал Раф. — Поплыли наперегонки на другую сторону.
Эмма быстро сбросила шорты, собираясь нырнуть, пока они не вернулись.
Она шагнула в воду и споткнулась, потому что в середине бассейна стоял Раф и смотрел на нее, как будто видел впервые в жизни. Его темные глаза горели, как угли, а взгляд медленно скользил по ее телу. Ей показалось, что она чувствует прикосновения его рук. Как загипнотизированная, Эмма не могла шевельнуться.
По волосам у Рафа стекала вода, капельки блестели в щетине на подбородке. Ей мучительно захотелось дотронуться до этого квадратного подбородка, почувствовать тепло кожи…
— Я выиграл! — хором закричали мальчишки.
— Я был первым! — кричал Рэнди.
— Нет, я! — возражал Габи. — Раф, ведь я был первым, правда?
Раф подплыл к другой стороне.
— Простите, ребятки. Я не видел, кто выиграл. Может быть, попробуете снова?
Эмма не слышала, что они ответили: она нырнула в бассейн. Холодная вода обожгла разгоряченное тело.
Потом они все вчетвером играли в «Марко Поло», и когда Эмма в следующий раз взглянула на часы, то ахнула.
— Боже мой, уже почти семь. Нам давно пора домой.
— У-у-у, — недовольно хором протянули мальчики.
— Еще пять минуток, — попросил Габи.
— Э, нет. Вы обещали выходить сразу, как я скажу, помните?
После очередного «у-у-у» дети нехотя поплыли к ступенькам в дальнем конце бассейна.
Эмма повернула туда, где оставила вещи, и вдруг заметила, что Раф не спешит к ним присоединяться.
— А ты что, остаешься?
— Хочу сделать еще пару кругов. — Он перевернулся на спину и лениво взмахнул рукой. Глаза у нее сузились.
— Собираешься наблюдать за мной?
Он криво усмехнулся.
— Ты обольщаешься.
— Если ты думаешь…
— Я появлюсь через часок и принесу пиццу.
