— То есть ты изменила свое решение по поводу картин?
— Ну, это же не будет полноценной картиной. Так, набросок…
— Не нужно придираться к словам.
— Да, я передумала, — тихо ответила она, и слова прозвучали как признание.
Чейз одарил ее пронзительным взглядом. Секунды превращались в минуты и тянулись бесконечно. Оба почувствовали какую-то непонятную надежду.
— Ладно, — первым очнулся Чейз. — Сначала завтрак, а потом ты сможешь нарисовать меня. Думаю, ты предпочитаешь обнаженную модель?
— Ты можешь оставить боксеры, — покачав головой, засмеялась Милли. — По крайней мере пока.
Чейз готовил яичницу, кофе и резал фрукты, а она обдумывала будущий рисунок. После завтрака Милли достала из своего чемодана бумагу и коробочку с углем, и они вышли на воздух.
День был теплым, солнце уже припекало, но прохладный бриз разгонял жару. Милли переоделась в рубашку и бриджи, а Чейзу было наказано надеть футболку и шорты.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я позировал обнаженным? — расстроено уточнил он.
— Нет, это будет слишком отвлекать, — отрицательно покачала головой Милли.
— Ну, хоть что-то…
— Постарайся выглядеть естественно.
— Обычно после таких слов это очень сложно сделать, — вздохнул он.
— Постарайся, я сказала.
— Бьюсь об заклад, на работе ты просто требовательная мегера.
— Оскорбительно, тебе не кажется?
— Но я же прав? — не унимался Чейз. Он вытянулся на песке. — Так нормально?
— Идеально.
Милли отошла на несколько шагов и расположила альбом на коленях. После того, как она изучала тело Чейзом утром, она осознала, как сильно хочет его нарисовать, запечатлеть беззаботность поз, всегда довольное лицо, которое навсегда сохранится в ее памяти.
И у нее останется хоть что-то от него на память, когда эти семь дней подойдут к концу.
Милли нервно сглотнула, понимая, насколько Чейз стал ей небезразличен. Сорок восемь часов изменили ее отношение к нему, изменили ее саму.
— Ты собираешься сидеть перед пустым листом бумаги, как в тот раз?
— Нет, — ответила она и начала делать грубый набросок.
— Итак, ты не рисовала уже долгое время, — произнес Чейз, любуясь морем, чтобы Милли могла изобразить его профиль. — Почему же перестала?
— Жизнь меняется, — ответила она. — Я стала слишком занятой, и рисование стало казаться глупым времяпрепровождением.
— А потом ты отправилась в отпуск и подумала, что, может, тебе вновь понравится это занятие?
— Вроде того.
— Так почему же ты выбросила краски, когда мы познакомились?
— Все эти вопросы, — аккуратно произнесла Милли, — очень нарушают наше соглашение, Чейз.
— Но ты в кои-то веки на них отвечаешь, — возразил он.
Милли молчала, продолжая рисовать все быстрее и быстрее. Образ Чейза уже начал появляться на бумаге.
— Мне не понравилось, как это выглядит, — наконец призналась она. — Как будто я хотела найти себя или вроде того.
— А ты хотела?
Милли хлестнула его взглядом, тут же забыв о рисунке.
— Я не потеряна, — резко сказала она, — и не сломлена.
— Серьезно? — спокойно спросил Чейз, хотя Милли все равно почувствовала всплеск негодования в его вопросе. Ее пальцы сжали кусочек угля.
— Да.
— Потому что я считаю, все как раз наоборот.
Уголь упал на песок.
— Как ты смеешь?..
— А ты думаешь, почему ты здесь, Милли? — Чейз посмотрел на ее, и его глаза сверкнули огнем. — Почему тебе захотелось пережить эту сумасшедшую, напряженную неделю со мной? Причем тебе не просто захотелось — ты буквально нуждалась в этом.
— Я не нуждалась!
— Лгунья.
Милли затрясла головой. Затем потянулась за углем и сжала пальцы. Хотя, уставившись на бумагу, Милли понимала, что рисовать больше не будет. Не сможет. Мысли бешено крутились в ее голове, сердце отбивало быстрый ритм.
— Я так понимаю, сеанс окончен? — протянул Чейз, и Милли отрывисто кивнула. — И теперь ты будешь вновь надменно себя вести? Неприступная Милли Ланг вновь в своей броне! Так, суровая женщина?
— Ты единственный, кто так меня называет, — сквозь зубы ответила она.
Все инстинкты подсказывали ей бежать отсюда, спасаться. Или хотя бы спасти то немногое, что от нее осталось. Как она допустила это? Зачем зашла так далеко? Чейз умно соблазнил ее открыться. Она же совершенно не хотела всей этой эмоциональной близости! Черт, все, что ей было нужно, — просто секс.
И она до сих пор не получила его!
Пока надо было исправлять ситуацию.
— Я не буду вновь суровой с тобой, — ответила Милли, прижимая рисунок к груди. — Но ты сказал, что я могу выбрать, чем заняться сегодня. Я выбрала.
— И это уже не рисование? — поинтересовался Чейз.
Он все еще выглядел расслабленным, валясь на белоснежном песке, как обычный человек, решивший позагорать с утра.
— Нет. — Ее голос был похож на скрип двери, хоть и звучал уверенно. — Я скажу, чем мы будем заниматься сегодня.
— Поспорим, я заранее знаю ответ, — пробурчал Чейз.
— Сексом. Я хочу тебя! — вырвалось у Милли. Она была просто в ярости от того, что он опять видел ее насквозь.
Чейз одарил ее ленивым и одновременно удивленным взглядом, хотя, конечно, поражен ее заявлением не был.
— Хочешь секса? — переспросил он. — Иногда, Милли, мне кажется, ты очень узко мыслишь.
— Я серьезно, Чейз. Единственной причиной, по которой мы затеяли эту дурацкую интрижку…
— Дурацкую, да? Я чувствую себя оскорбленным.
— Ты понял, что я имела в виду. Я начала это только потому…
— Ты начала?
— Прекрати перебивать меня!
— Это я подошел к тебе на пляже и пригласил на свидание.
— А я предложила сделку о сексе.
— Здесь я должен согласиться, но это единственное, в чем твоя заслуга.
Она уставилась на Чейза, бледная, с огромными глазами.
— Ладно, суровая женщина.
Чейз поднялся, отвернувшись от Милли, чтобы та не видела гримасы боли на него лице. Новое лекарство не помогло так, как он рассчитывал. Он был сломлен так же, как она! Просто Чейз лучше умел это скрывать.
— Что «ладно»? — неуверенно переспросила Милли.
— Ладно, мы займемся сексом. Думаю, у нас было достаточно времени насладиться предвкушением, не так ли?
— Угу, — нерешительно согласилась она.
— Пойдем, — сказал он и протянул Милли руку.
Она робко взяла его ладонь. Ее глаза все еще были огромными от страха, а белоснежные зубы вновь терзали нижнюю губу.
— Куда мы?
— Я же вроде говорил, что предпочитаю постель?
— Ну да…