гортанным стоном, вырвавшийся наружу.
— Ты должен мне трусы, — произнесла, когда смогла говорить.
— А ты мне оргазм.
Мне стало стыдно. Невооруженным взглядом видно, что у него на двенадцать часов и, судя по болезненному стону, когда сжала член, очень давно так.
— Пойдешь завтра на свидание со мной?
— Завтра? — я была разочарованна.
Костя хмыкнул, по-мужски так, самцово. Знал, что хочу его. Но ведь и сам хочет. Ладно, подождем «завтра».
Рабочий день был в самом разгаре, хотя мыслями я была в другом месте: пятница, вечер, любимый мужчина…
Я вернулась к себе после совещания и обнаружила красивую белую коробку, перетянутую красным кружевом. Внутри трусики и цепочка с застежкой на шею. Я взяла карточку и улыбнулась:
Зачет по трусикам:))
Думаю о тебе…
— Я тоже, — проговорила и прижала к груди карточку. Затем нахмурилась. Что за шум? — Вадим Александрович, что произошло? — спросила, увидев взвинченного босса.
Он убрал от уха мобильный и взглянул на меня тяжелым взглядом. Тревожно. Очень.
— Что? — тихо спросила.
— Ксения… — он сжал кулаки. — Константин Юрьевич сорвался с лесов, на стройке.
— Костя?..
— Я еду в клинику… — но я уже бежала. Я должна быть рядом. Что бы ни было, должна!
Ксения
Я вырулила из подземного паркинга и рванула вверх, в центр. А куда ехать-то? Нужно обзвонить больницы… От страха мозги совершенно не хотели собираться в кучу. Хорошо, что босс у меня не такой порывистый.
— Ксения, в первую университетскую езжай. На Большой Пироговской.
— Спасибо.
Он тоже ехал. Они с Костей не просто работали вместе, лучшие друзья. Вадим Александрович был обеспокоен, значит… Нет, с ним все будет нормально! Это же Потрясов! Он просто не может умере… Даже думать об этом больно. Но, что бы ни случилось, я рядом. Он мне так нужен. Любой. Главное, чтобы был.
— К вам доставляли Потрясова Константина Юрьевича? — бросилась к стойке регистрации приемного отделения.
— Минуточку, — женщина опустила глаза в монитор. — Тридцать шесть лет? С травмой головы?
— Да…
С травмой головы… Господи, пусть это будет не то, что подумала.
— Он в терапии на третьем этаже, но туда нельзя.
Я снова бежала. Я чертов Форест Гамп! Взлетела наверх, но что дальше? Где его искать? В какой палате? С учетом того, что мне вообще здесь нельзя находиться… Я сделала лучшее из возможного — принялась открывать каждую дверь.
— Костя? — заглянула в первую. — Потрясов? — позвала тихонько. В пятиместной застыла, разглядывая лица: кто-то читал, кто-то спал, а кто-то лежал тихо и только монотонное тиканье приборов сообщало, что пациент жив. — Костя! — удача наконец улыбнулась мне. Он был подозрительно тих. На Потрясова совсем не похоже. Он просто обязан открыть глаза, хитро улыбнуться и начать подтрунивать надо мной.
В палате больше никого, поэтому я взяла стул, присела и коснулась ладони. Теплая.
— Ну как ты мог! — всхлипнула я. — Какого черта ты туда полез! — я не знала куда, но туда ему точно не нужно было забираться!
Взяла его руку, ладонь раскрыла и прижалась щекой, затем поцеловала.
— Костя, я люблю тебя. Люблю… — посмотрела в закрытые глаза. Ресницы дрожали. Что же ты там видишь… — Если очнешься, кем хочешь для тебя стану. Только проснись…
— Так, — раздалось строгое, — что вы здесь делаете?
— Доктор, — прошептала едва слышно, — он придет в себя?
Врач, сузив глаза, смотрел на меня скептически. Как на умалишенную.
— У него, конечно, есть легкое сотрясение, ушиб и растяжение связок, но от этого не умирают.
— То есть он не в коме?
Доктор отрицательно покачал головой. Я перевела убийственный взгляд на Потрясова. Ну все, хана тебе!
Костя приоткрыл один глаз, затем второй и улыбнулся широкой плутовской улыбкой.
— Привет, Русалочка.
— Мерзавец! — я не сдержалась, больно ущипнула его за плечо.
— Ау! Ну я ж реально пиз… — прикрыл рот ладонью, исправляясь: — Упал со второго этажа. Меня жалеть нужно.
— Да я тебя!..
— Можно?
Я обернулась: в дверях с наброшенным на плечи белым халатом стоял Вадим Александрович.
— Живой?
— Только ее молитвами, — Костя взял мою руку, к губам поднес и пощекотал пальчики. Сволочь с дурацкий шутками, но невозможно злиться на него долго. Такое облегчение накатило, что даже ругать за притворство не буду. Правда, я в любви ему призналась, и он слышал…
— Тогда слушай внимательно: я отстраняю тебя от работы до полного выздоровления, а когда выйдешь лично приму экзамен по технике безопасности. Понял?
Костя кивнул, чинно и благородно. Мы все переволновались. Босс тоже. Сильно.
— Можно вас?
Вадим Александрович ушел с доктором, а Потрясов меня на себя уложил.
— С ума сошел? — возмутилась я.
— Ты обещала быть послушной девочкой, — шепнул без шуток, горячо и властно. Он все слышал и запомнил каждое слово.
— Не было такого.
— Ты сказала, что будешь, кем угодно.
— Ты услышал самое важное, — улыбнулась, а внутри горькой печалью резануло. Костя вычленил главное для себя…
— Нет, — он обхватил мое лицо, — не самое.
Во взгляде что-то дикое, неприрученное, новое.
— Ксюша моя… Русалочка… Рыжуля…
— Молодые люди, — снова врач, чтоб его! Нет, он молодец, лечит людей, но лучше бы он сейчас пошел подальше, — не дома же. У нас койки одноместные. Снимите номер, — затем так ехидно улыбнулся. — Но не сегодня.
— Почему? — искренне недоумевал Костя.
— Потому что вы у нас на ночь останетесь.
— Не-ее, — протянул Потрясов и резко вскочил. Потом станцевал странный танец.
— Это что? — мы с врачом произнесла это одновременно.
— Пасодобль.
— Вам бы в псих-неврологическое наведаться, — сухо заметил врач.
— Нет, мне домой нужно. Клянусь не перенапрягаться.
Я молчала, сидя на больничной койке, пока Костя решал судьбу сегодняшней ночи. Я готова в принципе и здесь остаться, правда, кто ж мне позволит.
— Ладно, — согласился врач, — буйных лучше выписывать. Во избежание, как говорится.
— Отвезешь? — обаятельно улыбнулся мой мартовский кот.
Мы приехали к нему на Остоженку. Большая квартира в клубном доме, но не грубый мужской лофт, а вполне себе стильно и уютно. Сдержанно, но изысканно.
