на биологическую мачеху. Любовь, на призрачную влюбленность. Да, я остался в стопроцентных дураках.
— Я! Я! — пыжилась Алиса.
— У меня к тебе предложение, — прервала дешевый спектакль. — Откажешься от родительских прав, получишь приличную компенсацию.
Мне даже хотелось, чтобы Алиса возмутилась. Все еще верилось, что человеческое, материнское, в ней осталось. Она притихла и задумалась. Затем назвала сумму. Нет, не осталось.
Я дурак, но исправлю ситуацию. Лучше поздно, чем никогда. А Оля… У нее новая жизнь, и я не имею права лезть в нее…
Оля
Сыночек сегодня почти не пинался. Мне говорили, что в конце последнего триместра это норма и волноваться не стоит. Мне рожать только через две недели: чувствовала себя отлично, в декрет не собиралась. Технически уже там, но по факту занятия проводила, а вот бумажную волокиту делегировала. В планах было отойти от работы примерно на полгода, пока сын совсем малыш, а после прикорма постепенно вливаться в рабочие будни. У нас детская организация для разных возрастов, не только адаптация условных школьников.
Машину тоже до сих пор водила — я же беременна, а не смертельно больна! Мне нужно на прием к своему акушеру. Мы с Максимом дальше дружбы не заходили, но врача все же решено было поменять, но анализы всегда были на столе Чатского.
Весна в этом году выдалась ранней: середина апреля, а снег уже полностью сошел, дороги просохли, а в траве желтели одуванчики. Я подъехала к медицинскому центру и припарковалась рядом с хирургическим отделением: здесь были лавочки, а до патологии я добиралась мелкими перебежками: вроде бы и живот не слишком большой и поправилась в пределах нормы, но теперь я точно знала, что спина может отваливаться, а спать могла исключительно с зажатой между ног подушкой.
Неуклюже вылезла из-за руля, на дверь облокотилась и осмотрелась: деревья еще голые, но почки уже пробились и набухли, а редкая молодая листва уже проклюнулась на черемухе.
Внимание привлекла суета у восточного крыла больницы. Мужчины в пиджаках и расстегнутых пальто, кто-то в белых халатах, живо что-то обсуждали, жестикулировали. Целая делегация! Наверняка, из Москвы. А наши финансирование выбивают, точно!
Я слабо улыбнулась, затем неожиданно споткнулась взглядом о высокую фигуру в горчичном пальто. Лица не видела, только широкую спину, гордо поднятую, но слегка склоненную набок голову. Руслан. Собеседник что-то упорно доказывал, а Гордеев максимум разве кивнет. Он не вступал в споры и полемику, просто делал, как считал верным. Даже если оппонент выше по должности. Руслан Игоревич Гордеев проповедовал две истины: спасти жизнь важнее бумажек и из нее вытекающая — победителей не судят.
Как странно. Давно не думала о нем, не вспоминала, а увидела, когда уже готовилась стать матерью. Матерью его сына. Да, судьба меня всегда удивляла.
Заметила, как по широкой спине словно рябь напряжения прошла, и Гордеев обернулся. Своим пронзительно синим рентгеном сканировал обстановку, пока не остановился на мне. Миг узнавания, что-то отрывистое коллегам, и он уже шел навстречу: глаз не отводил, следил зорко — неужели переживал, что могу исчезнуть? Нет, я не собиралась бегать от него и прятаться. Я ждала. Когда-нибудь это должно было произойти.
Руслан хорошо выглядел — это сложно не признать. Одет в брюки и черную водолазку, пальто и начищенные ботинки. Темные волосы зачесаны непривычно назад, открывая высокий лоб, губы строго сжаты, нордический синий взгляд, резкие пружинистые шаги. Интересно, что думал обо мне и моей внешности сейчас? Живот скрыт водительской дверью, поэтому никакого удивления на его лице и близко не было, но Руслан очень внимательно изучал на меня. Мне за себя было не стыдно. Друзья и коллеги говорили, что я расцвела.
— Оля… — только мое имя в качестве приветствия. Он застыл в метре от меня, глаза по лицу блуждали. Что он искал во мне?
— Здравствуй, Руслан. Вот так встреча…
— Ты теперь в Питере живешь?
Я на мгновение замешкалась с ответом, живот потянуло, и Руслан успел пояснить:
— Я заезжал к тебе. Ты там больше не живешь, — криво улыбнулся.
— Да, уже несколько месяцев.
Он достал руки из карманов: на безымянном пальце блеснул золотой ободок. Женился все-таки. Я предполагала, конечно. Теперь уверена.
Он подошел ближе, обходя спасительную дверь: взгляд упал на мой живот, бровь дернулась ошеломленно. Больше никаких признаков изумления.
— Оля… — со свистом выдохнул. — Это как? Почему молчала?
— Что? Даже не спросишь, чей ребенок? — иронично поддела. Сомневаюсь, что ему нужны проблемы с женой. Алиса из тех, кто плешь проест чайной ложкой. Беременная бывшая — это точно противопоказание для новой семьи Гордеевых.
— Ну я же вижу, — грустно улыбнулся. — Неделя до родов?
— Две, — не хотя подтвердила. — Почти попал.
— Когда-то отбывал повинность в акушерской обсервации. Кое-какой опыт остался. Оль, ну как так?
Я вздохнула и, взяв сумочку, захлопнула дверь. Этому разговору явно быть.
— У меня прием у акушера. Через час буду свободна. Если у тебя есть время, можем встретиться в кафе за углом.
— Давай провожу, — попытался приобнять. Видимо, моя раскоряченная утиная походка пробудила в нем Гиппократа.
— Все нормально. Как освобожусь, буду ждать в кафе. Люблю там чай с малиной пить. Если занят, то… — просто пожала плечами. — В другой раз.
— Не занят, Оля. Не занят.
Странно, но я удивительно спокойно восприняла встречу. Без злости, страха и негатива. Волнительно — да. Страшно — нет. Руслан вроде бы остался вполне адекватным, даже несмотря на неприятную интриганку рядом. Хотя, может, это она со мной такая, потому что ревновала, а в остальном белая и пушистая. Да нет! Бред. Алиса — эгоистичная стерва.
— Так, матка укороченная, мягкая, — меня смотрела Наталья Владимировна, протеже Максима. Грамотная и молчаливая молодая женщина. Вроде бы ординатор. Мне казалось, что она приписала моего ребенка Чатскому, но слишком тактична, чтобы спросит напрямую и слишком предана ему, чтобы распускать сплетни.
— Рожаем? — с нервной улыбкой поинтересовалась.
— Да как бы все может быть… — хмурилась она.
— Наталья Владимировна, еще две недели ходить, — напомнила я. У нее много пациентов, мало ли.
— Знаю, но матка на три сантиметра раскрылась. Я бы не рисковала… Оставайтесь-ка у нас в патологии.
— Но мне нужно по делам, да и вещей нет… — я как-то растерялась.
— Позвоните родным, пусть привезут. Одевайтесь, — помогла слезть с кресла. — Я Максиму Алексеевичу скажу, а сестра определит вас в палату.
Я поправила одежду, взяла сумку и пошла в кафе. Потом за вещами съезжу и вернусь. Максим, наверняка, прибьет меня, но он должен понимать, что у меня здесь нет
