Она нас всех любит. Одно только ей не нравится: мужика ни одного в доме нет. И что ж, говорит, вы за девки такие. Забор починить некому. Вынуждена чужих людей нанимать.
Как-то она не учитывает при этом специфику городских мужиков. Они, даже когда и есть, отнюдь не всегда горазды по части починки заборов и крыш. Например, мой покойный папа. Даром что инженер, ни одного гвоздя вбить не мог. Не выходило у него. Да и второй покойный муж мамы (физик, между прочим, атомщик, академик) тоже совсем ничего руками делать не мог. Те три года, что мать с ним прожила, абсолютно все сама делала. Говорила: во-первых, у него работа напряженная, времени нет ерундой заниматься, а во-вторых, самой безопаснее. К тому же он был намного старше матери. Она его тоже йогой увлекла. Его дети от первого брака до сих пор убеждены, что он через эту йогу и помер.
Скончался он скоропостижно. Едва это случилось, они тут же выставили мою маму из квартиры. Разрешили только одежду забрать. А еще обвинили ее в его смерти. Но мама не обиделась. Считала, что они повели так себя от горя. А брать ничего и не собиралась. Они с мужем сразу договорились: все, что им нажито, достанется его детям.
— Зато, — любит повторять она, — у меня с ним было три самых счастливых года в жизни, и их у меня никто не отнимет!
Словом, мама пребывала в деревне, Надька с утра упорхнула, толком не объяснив, ни куда пошла, ни когда вернется, а я занялась хозяйством.
Пар в утюге шипел, куча белья медленно, но верно уменьшалась, а на экране телевизора готовили какое-то потрясающе экзотическое тайское блюдо. Когда повар приступил к резке желто-коричневой мякоти плода манго, мне показалось, что хлопнула входная дверь. Я прислушалась. Из прихожей до меня донеслись голоса. Похоже, Надька пришла не одна.
Потом за моей спиной мужской голос сказал:
— Здравствуйте.
Я повернулась. В дверном проеме и впрямь стоял мужчина. Взрослый. Чуть ли не мой ровесник. Я даже испугалась: неужто дверь запереть забыла и кто-то чужой забрел! Но нет. В следующий миг рядом с мужчиной возникла Надька.
— Ты разве дома? — недовольно посмотрела она на меня.
А мужчина подхватил:
— Надюша, что же ты от меня скрывала, что у тебя сестра есть?
— Это мама, а не сестра, — сердито бросила моя дочь.
А мне его слова были скорее приятны. Впрочем, нас уже не в первый раз за сестер принимают. Я хоть и не столь субтильная, как моя мама, но больше тридцати пяти никто не дает. Надежда же у меня девушка крупная, видная, не побоюсь сказать, яркая, как говорит моя мама, в своего папу пошла.
И все эти данные в сочетании с серьезным выражением лица добавляют ей возраста. Незнакомые люди полагают, что ей лет под тридцать. Вот мы и смотримся сестрами, а не мамой с дочкой. Правда, часто я и не чувствую себя мамой, настолько Надежда рассудительнее меня, практичнее и увереннее в себе. Я вечно сомневаюсь, комплексую, мучаюсь, а она берет и делает. И что характерно, у нее всегда все в результате получается, а я часто упускаю возможности и оказываюсь в проигрыше.
— Мама? — продолжал с удивлением таращиться на меня он. — Такая молодая!
Выражение его лица меня страшно рассмешило.
— Успокойтесь, я не в тринадцать лет ее родила, а в восемнадцать, — объяснила я, потому что он производил в уме совершенно определенные подсчеты.
Ох, как он смутился! Покраснел! Засопел. И даже, кажется, вспотел.
— Вы меня извините. Я ничего такого не имел в виду.
— Ну, мать, ты даешь, — осуждающе покачала головой моя дочь. — Зачем людей пугаешь!
Настала очередь смутиться мне.
— Да я, в общем, тоже ничего… Кстати, меня зовут Вера Павловна. — Я протянула ему руку.
Он с такой осторожностью пожал мои пальцы, словно боялся, что они рассыпятся.
— А я, знаете, Родион Александрович. — И, чуть-чуть помолчав, зачем-то добавил: — Щетинин.
— А мы, как вы, наверное, уже знаете, Ласточкины. Добро пожаловать в наше гнездо.
— Мать, перестань кривляться, — поморщилась Надька. — Неостроумно.
— Как-то нехорошо ты с матерью разговариваешь, — нерешительно осудил ее Щетинин.
— Не обращайте внимания, я привыкла. Надя у нас строгая. Меня и бабушку каждый день воспитывает. И, знаете, иногда вполне по делу.
— Всегда по делу, — невозмутимо заметила моя дочь. — За вами обеими глаз да глаз нужен. Кто хуже, не знаю. Вероятно, все-таки бабка. Она у нас из подросткового возраста еще не вышла.
Родион теперь взирал на Надежду с нескрываемым ужасом. Сейчас кавалера потеряет, пронеслось у меня в голове. Испугает мужика. Хотя, может, и к лучшему. Староват он для нее. И я решила немножечко смягчить ситуацию.
— Не обращайте внимания. Это мы так шутим.
— Ты, может, и шутишь, а я всерьез, — отвергла мое заступничество Надежда. — Бабка у нас совершенно безбашенная. Несколько лет назад свистнула у меня ролики и отправилась на Поклонную гору кататься. Рассекать с молодежью.
Родион переводил окончательно ошалевшие взгляды с меня на дочь. Видимо, представил себе этакую косматую седую ведьму на роликах вместо метлы.
— И что? — выдохнул он.
— Да ничего, — хмыкнула Надежда. — Ни единого синяка! Мы с ней потом эти ролики целый год делили. Кто первый успеет схватить, тот и катается.
— А вы? — цепко оглядел меня с ног до головы Щетинин. — Тоже на роликах любите.
— Нет, по части риска у нас специалисты Надежда и бабушка. Это они экстремальные развлечения любят, а я предпочитаю крепко на земле стоять.
— А я на мотоцикле люблю ездить, — неожиданно сообщил Родион.
— Правда? — первый раз за все время нашего разговора заулыбалась Надежда. — Никогда не пробовала! Покатаешь?
— Если мама разрешит, — выжидающе посмотрел он на меня.
— При чем тут она? — возмутилась дочь. — Я взрослая, совершеннолетняя и самостоятельная. И тебя, между прочим, на своей машине катаю.
— А у вас своей нет? — вырвалось вдруг у меня.
— Ну конечно же, есть, — даже как-то обиделся Щетинин. — Просто она сейчас на сервисе. Вот Надя сегодня и согласилась любезно меня повозить.
— Не дашь на мотоцикле поездить — забудь о моей любезности, — отрезала Надежда.
Он опять посмотрел на меня. Идея с мотоциклом мне не слишком нравилась, но разве Надю удержишь. Разве что раззадоришь своими протестами. Вот я и махнула рукой.
— Это ее личное дело.
— Так когда мотоцикл дашь? — Надежда всегда кует железо, пока горячо.
— Да хоть завтра.
— Вот и договорились. А теперь, Родик, пошли, нам пора.
— Куда? — изумился он.
Кажется, я поняла. Они собирались посидеть здесь, думая, что меня нет дома.
