Если через пять минут боль в лодыжке каким-то чудом не прекратится, она попадет в грозу! Лайза вздрогнула, вспомнив тот проливной дождь.
Гром гремел не переставая. Удастся ли ей вовремя забраться внутрь здания и укрыться от дождя? Крыша казалась прочной, она выдержала вес Лайзы, когда та забралась на нее. Если стоять подальше от открытых окон, то по крайней мере можно не промокнуть.
В ту ночь, когда погибла ее мать, все было не так. Она несколько часов провела под проливным дождем, прежде чем их нашли спасатели. Лайза подобралась ближе к зданию, пытаясь отогнать болезненные воспоминания и ища укрытия от надвигающегося ливня.
Она проковыляла немного еще. Исцарапанные руки кровоточили. Покалеченная нога невыносимо болела, как только касалась земли. Камера и футляр болтались у нее через плечо, обе руки были свободны. А может быть, попробовать ползти? Ей совсем не хотелось вымокнуть. Пусть гром терзает ее слух, но она не допустит повторения ночи, сломавшей ей жизнь!
Облако приближалось. Надо двигаться.
Вдруг вдали появился человек на вороном коне. Лайза с удивлением следила, как он на полной скорости скакал к зданию. Она узнала традиционную арабскую одежду и головной платок, закрывавший все лицо, кроме глаз.
Приблизившись к дому, всадник на полном скаку спрыгнул с коня и тут заметил Лайзу.
Он что-то сказал по-арабски.
Она помотала головой, показывая, что не понимает его. Глянув через его плечо, она округлила глаза от ужаса. Коричневое облако приближалось, закрывая горизонт на юго-западе.
— Говорите по-английски? — спросил он. Она посмотрела на него.
— Да. Что это такое? — Она оглянулась на густые коричневые облака. Нет, это не гроза и не торнадо, но зрелище зловещее!
— Идемте, — сказал он, указав ей на дверь и ведя за собой коня.
— Я не могу идти, — ответила Лайза, загипнотизированная видом облаков. — Я растянула лодыжку.
А меж тем шум становился сильнее, словно к ним приближался товарный поезд. Мужчина что-то пробормотал, потом подошел и взял ее на руки, а также подобрал камеру и футляр.
— У нас нет времени, — сказал он, почти вбегая в здание и ведя за собой коня. — Песчаная буря, — объяснил он, набросив накидку на голову коня. Потом схватил ее, прижал к себе, завернулся вместе с нею в свое покрывало и сел на землю, прижавшись к простенку между пустыми окнами.
Лайза оказалась нос к носу с незнакомцем, сидя у него на коленях, завернутая в пахнущий солнцем хлопок.
Прежде чем она смогла запротестовать, завыл ветер. Жалящий песок колол ей руки. Она чувствовала, как меняется давление воздуха. Сердце ее бешено забилось. Зубы стучали от страха. Все было иначе, но очень похоже на ту ночь, когда она так долго звала на помощь. Никакого дождя, но шум оглушительный.
Охнув, она сложила руки на груди, между собой и незнакомцем. Он крепче обвил ее руками, опустил ее голову, туже обмотал покрывалом и привалился к стене. Несмотря на толстые стены дома, воздух наполнился песком, но их защищало покрывало.
Лайза ничего не слышала из-за бешеного шума ветра и песка, бьющегося о старое здание. Если бы эта стихия застала ее снаружи, ей бы несдобровать!
Прижимаясь крепче к своему спасителю, она забыла о лодыжке, о снимках и даже о возможной поломке машины. Она не могла представить, что наделает этот ветер. Сейчас ей было трудно дышать. Песок, казалось, проникал даже через покрывало. Она слегка пошевелилась, коснувшись носом его шеи, и почувствовала мужской запах, соединившийся с запахом сухого песка. Ветер почти оглушал ее. Как же там бедный конь?
Время, казалось, остановилось. Она чувствовала, как ее обнимают сильные руки, и была благодарна спасительной хлопковой накидке. Скорее бы уж все это прекратилось! Нереальные звуки, постоянный шелест песка сводили ее с ума. Она едва могла дышать, не могла думать и лишь судорожно цеплялась за незнакомца.
И вспоминала темную ночь на безлюдной дороге, непрекращающийся дождь, холод и одиночество. Сегодня по крайней мере ее крепко держали. Она была не одна.
Казалось, прошла вечность, прежде чем ветер начал успокаиваться, или, может быть, она оглохла? Лайза рискнула открыть глаза, но не увидела ничего, кроме сильной челюсти человека, держащего ее. Было темно, как в сумерках. Неужели дом занесло песком? Неужели они потеряются и их найдут только через сто лет, когда на этом месте будут вестись археологические раскопки?
Она пошевелилась и, стянув с себя покрывало, глотнула воздуха, все еще пропитанного затхлым запахом песка. В вернувшемся солнечном свете танцевала пыль.
— Думаю, самое худшее позади, — сказал мужчина, выглянув в окно. Старое здание еще больше засыпало песком. Конь терпеливо стоял в стороне, опустив закрытую накидкой голову и прижавшись к стене возле окна.
Лайза все еще сидела на коленях у незнакомца, уткнувшись носом в его шею. Она медленно выпрямилась, и ей стало неловко. Подняв глаза, она обнаружила, что ее лицо находится всего в нескольких дюймах от темно-карих глаз, смотрящих на нее. Как ей отблагодарить человека, спасшего ей жизнь?
Она хотела приподняться, но боль в лодыжке отдалась во всем ее теле, и она, вздохнув, снова села к нему на колени.
— Уфф, — сказал он.
— Простите. У меня действительно болит лодыжка. — Она огляделась, словно ища кого-нибудь, кто помог бы ей встать. Незнакомец осторожно пересадил ее на землю, а потом легко поднял и понес к коню. Он снял с головы животного накидку и стряхнул песок с его длинной шеи.
— И часто у вас такое случается? — спросила Лайза. Ей по-прежнему было трудно дышать. Теперь, когда худшее осталось позади, нервы начали немного успокаиваться, но сердце все еще билось учащенно. А если бы она была здесь одна? Определенно погибла бы!
Он повернулся и посмотрел на нее, и у нее перехватило дыхание. Его темные глаза казались бездонными. Кожа была оливкового цвета, черты лица четкими, красивыми. В нем все дышало мужественностью. Ей очень хотелось взять камеру и запечатлеть его на пленку.
— Нечасто. Но всегда с небольшим предупреждением. Если не считать вашей лодыжки, вы в порядке? — осведомился мужчина.
Подойдя к ней, он наклонился и провел пальцами по припухлости над ее стопой.
— Вид нехороший, — заключил он.
Даже легкое прикосновение вызвало острую боль.
— Надеюсь, это не растяжение и не перелом. Не могли бы вы отвезти меня в мой лагерь? Самой мне никак не добраться. — Она не знала, уместно ли предлагать ему деньги. Ей не хотелось его оскорбить.
— Вы здесь одна? — удивился он, глядя на нее немигающими темными глазами.
У Лайзы было такое чувство, будто она смотрела в глубокий, темный таинственный омут. Какие секреты хранит этот человек? И почему ей вдруг захотелось, чтобы он их открыл? От свойственного ей здравомыслия не осталось и следа. Ее разрывало любопытство, хотелось все узнать о своем спасителе. Что он может рассказать о пустыне?
