— Я работаю над проектом строительства дамбы через ущелье Ассори, — ответил он.
— Это недалеко от того места, где мы ведем раскопки, — сказала она, узнав английское название места.
— Из-за этих раскопок буксует мой проект. Мне пришлось отложить следующий этап строительства, чтобы подождать окончания раскопок. Я на многие месяцы отстаю от графика.
— Дамба все разрушит.
— Поэтому вам и были разрешены раскопки. А нам нужно спешить. У нас не было квалифицированных людей, которые могли бы до вас завершить стройку, но, как только вы, американцы, предоставите нашему министерству культуры всю информацию, обнаруженную в этом месте, строительство продолжится.
— И навсегда изменит лицо этих мест, имеющих историческое значение. Неужели вы не хотите сохранить их? А если ваши соотечественники захотят побывать там, где жили их предки, или изучить эту землю, не менявшуюся многие тысячи лет?
— А как насчет кочевников, которым постоянный источник воды облегчит жизнь? Как насчет детей, которым не придется каждый год уезжать на учебу за сотни миль от дома? Вместо этого они смогут учиться здесь и узнавать гораздо больше, чем история караванного пути, которым уже много лет никто не пользуется, — резко возразил он.
Против такого аргумента Лайза спорить не стала. Постоянная поставка воды все изменит, и к лучшему. Но она все равно не могла не печалиться о потере.
— Вы голодны? — спросил он.
Она кивнула, с удивлением осознав, что уже наступил вечер. А она-то надеялась к обеду вернуться к месту раскопок.
— Я ничего не ела с самого завтрака, — ответила она.
— А на завтрак, вероятно, были тосты с кофе, — пробормотал он, вернувшись к шкафу и вынув оттуда фрукты и сыр.
— Вообще-то я плотно позавтракала. — Лайза взяла кусочек манго и тотчас же ощутила на языке сладость и аромат сочного плода. Она старалась есть не слишком жадно, но это оказалось нелегко, настолько вкусным был фрукт.
Лайза взглянула на Туарега. Он наблюдал за ней.
— У меня течет изо рта? — спросила она, промокая рот салфеткой.
Туарег помотал головой и отвернулся, досадуя на себя за невежливость. Песчаная буря помешала ему ехать дальше, а его спокойную жизнь прервало присутствие женщины, нуждающейся в помощи. Он мог бы оставить ее, послать сообщение археологам, а там уж пусть они бы ее спасали. Но это показалось ему слишком негуманным.
Нура часто дразнила его из-за его высокомерия. Он никогда не думал об этом, а лишь поступал так, как считал нужным, но старался смягчать это состраданием к другим.
При мысли о жене он ощутил знакомую боль. Она умерла три года назад, а ему все еще мучительно не хватало ее. Они дружили с детства, а с двенадцати лет он знал, что она будет его женой.
Хотя злой рок разлучил их, после его смерти они все равно, встретятся, и это лишь вопрос времени. Тянулись долгие годы, пустые и полные одиночества. Жизнь шла своим чередом, но вяло и тускло. Только в пустыне он находил утешение. И вот теперь уединенность его нарушена.
Он глянул на непрошеную гостью. Ей, безусловно, нравилась еда, которую он ей предложил. Его удивило, с какой чувственностью она смаковала каждый кусочек.
— Что это? — Она взяла розоватый кусочек плода.
— Фрукт страсти, — ответил он.
Некоторое время она смотрела на него, потом положила в рот и так сомкнула губы, что Туарегу это показалось почти лаской. Словно загипнотизированный, он наблюдал, как она, закрыв глаза, медленно жевала. Весь ее вид выражал неописуемый восторг. Интересно, короткое мгновение он задал себе вопрос, что еще может вызвать на ее лице это выражение искреннего удовольствия. Может быть, занятие любовью?
Быстро поднявшись, он пошел проведать своего коня. Он не занимался любовью ни с кем, кроме Нуры. Даже мысль о связи с другой женщиной казалась ему чудовищным предательством. Особенно с женщиной, к которой он не испытывает никаких чувств. Она выглядела очень невзрачной со своими прямыми каштановыми волосами. Ее большие глаза не были накрашены, а кожа усыпана веснушками. Сравнения с изысканной Нурой она не выдерживала!
Свет его жизни, Нура была высокой, стройной и покоряюще красивой. Она украшала своим присутствием посольские приемы во многих странах. Они очень много путешествовали, всегда ища острых ощущений, которые она так любила. Лондон, Париж и Рим были им родным домом. Они посетили Дальний Восток и Австралию, но она всему, даже Мокансаиду, предпочитала старинную Западную Европу.
Конь был весь в песке. Туарег принялся его чистить. Конечно, он мог бы взять в пустыню своего конюха, но ему хотелось хоть немного побыть одному.
Эль аль-Хамалаар терпеливо стоял, пока его чистили. Эта процедура успокаивала коня и помогала Туарегу обрести душевное равновесие. Утром он отвезет Лайзу Сэлинджер к врачу, а затем к месту раскопок. Жизнь войдет в привычное русло и будет течь до тех пор, пока он не постареет и не одряхлеет.
Он посмотрел на небо. От песчаной бури не осталось и следа. Сейчас можно было бы послать за вертолетом, но вскоре стемнеет. Похоже, боль в лодыжке не настолько сильна, чтобы девушка не могла подождать до утра.
Почистив коня и поставив его в загон, Туарег взглянул на запад. Ни одно облако не заслоняло буйство красок. Вскоре над пустыней опустится ночь и небо оживится светом звезд.
Это время он любил больше всего.
Туарег вернулся в шатер. Не такой уж он негостеприимный хозяин, каким, вероятно, показался. Хоть один вечер можно побыть просто мужчиной, беседующим с незнакомкой. Должно быть, ее образ жизни совсем не похож на его. Они как два корабля, проходящие мимо друг друга. Впервые за многие годы он ждал вечера. Сегодня не будет печальных воспоминаний.
Когда он вошел в шатер, было темно. Он забыл зажечь свет, а его гостья, конечно, не знала, где находятся лампы.
— Вы ложитесь спать с закатом? — донесся до него голос с дивана.
— Простите. Я забыл о лампах. — Туарег быстро зажег первую. Теплое сияние огня осветило небольшую часть шатра. Менее чем через минуту он зажег еще четыре. Цвета гобеленов и ковров потеплели от света.
— Я устала, но все равно мне еще не хочется спать, — сказала она.
Сев напротив нее на одну из подушек, он стал внимательно разглядывать ее. При свете ламп ее глаза таинственно блестели, а кожа казалась мягкой и атласной. Во время песчаной бури он чувствовал прикосновение ее тела, но, пока бушевал ветер, думал только о ее безопасности. Ему вдруг захотелось снова прикоснуться к ее коже, узнать, такая ли она мягкая на самом деле, какой выглядит.
— Значит, вы археолог? — спросил он.
