Лицо его отца приобрело слегка пурпурный оттенок.
– А пара серых идет вместе с ним? – он все еще тыкал пальцем в письменный стол. – Что, те гнедые, которых ты купил в прошлом месяце, уже не годятся?
Реджи изящно содрогнулся и со страданием в голосе ответил:
– Они не подходят по масти. Кроме того, они красиво гарцуют, что прекрасно подходит для того, чтобы произвести впечатление на дам в Гайд-парке, но совершенно бесполезны, если я решу в своем новом экипаже участвовать в гонках к Брайтону.
– Поделом же будет тебе, если при этом ты сломаешь себе шею, – отрезал отец. – Мне придется арендовать еще одну конюшню.
Реджи просто пожал плечами.
– А эти…долги, – продолжал отец. Он подхватил с края стола пачку бумаг и, зажав их в большом кулаке, помахал ими у сына перед носом. – Полагаю, ты ждешь, что я их оплачу?
Долги были большими. И большинство из них было игорными. Реджи никогда не покидал карточный стол или гонки, пока не проигрывался. Всякий раз, когда он, к собственному удивлению, выигрывал, он оставался до тех пор, пока снова все не проигрывал, но, тем не менее, продолжал ставить большие суммы в погоне за удачей.
– Будьте так добры, сэр, – и Реджи утомленно вздохнул.
Густые брови отца сошлись у переносицы.
– Будьте добры! – гневно рявкнул он, сжал счета в руке и швырнул их на стол. Те рассыпались в угрожающе большую кучу. – Для этого я произвел тебя на свет, Реджи, и истратил чертову уйму денег, чтобы воспитать как джентльмена? Могу ли я сказать, что вижу плоды трудов моих и наслаждаюсь ими на старости лет? Я никогда не буду принят благородными и могущественными джентльменами этого королевства. Для их изнеженных, надушенных носов я всегда буду пахнуть углем. Но это касается только меня. Я не испытываю никакого желания общаться с этими хлыщами. Я презираю их компанию. Но ты… ты мог бы взять над всеми верх. Ты мог бы быть моим сыном и джентльменом.
Реджи пожал плечами и удержался от того, чтобы указать на нехватку логики в отношении его отца к высшему свету.
– Джентльмены, которых я знаю, принимают меня достаточно хорошо. С половиной из них я учился в школе. Что же касается дам, то, в общем-то, кому они нужны? Ах, есть множество женщин куда более интересных.
И он легкомысленно и пренебрежительно махнул рукой с отличным маникюром.
Широкая ладонь его отца с треском впечаталась в столешницу.
– Если ты угомонишься с хорошей женщиной, дружок, ты станешь для меня куда меньшей заботой и, вдобавок, куда более джентльменом.
– Ну, у меня еще будет время об этом подумать, – торопливо отозвался Реджи. – Когда мне будет лет тридцать пять или около того. У меня есть, по крайней мере, лет десять для того, чтобы всласть пожить перед тем, как остепениться.
Лучше бы он держал рот закрытым. Глаза его отца знакомо сузились. Его ум ухватил предмет разговора и подверг его трезвому осмыслению. И этим предметом – Реджи понял еще до того, как отец вновь заговорил – было супружество. Более того, он касался его сына.
– Реджинальд, ты женишься на благородной. И даже на титулованной. Ты достаточно смазлив. Бог знает, почему тебе выпало счастье пойти в мать и ее родню, а не в мою. И ты достаточно богат или будешь богат, если я, в конце концов, не оставлю тебя без единого пенни.
Помимо того, что Реджи должен был унаследовать все огромное состояние своего отца, он отчасти являлся владельцем Виллоу-Энд – приличного дома и поместья в Гемпшире, своего рода подарка, сделанного ему четыре года тому назад, на двадцать первый день рождения. Полное право владения должно было перейти к нему после тридцати или в день его бракосочетания, в зависимости от того, что случится раньше. Однако, подарок могли просто отобрать до наступления этих дат, если бы посчитали, что Реджи его недостоин. Но такая угроза никогда не звучала. До сегодняшнего дня.
– Никто в высших кругах не примет меня, – указал Реджи, оттирая пальцем то, что, возможно, было маленьким пятнышком на голенище его сапога. – Во всяком случае, не в качестве мужа.
– Кто-нибудь да примет, – зло буркнул отец. – Все, что нам надо, это держать глаза и уши раскрытыми и ждать походящей возможности.
– Но не в следующие лет десять или около того, – твердо сказал Реджи. – Не стоит торопиться. Пока я совершенно счастлив.
Повторить эти слова было ошибкой. Отец пронзил его свирепым взглядом.
– Но не я. Я нисколько не счастлив, Реджинальд. Я не знаю, что случилось с тобой в последнее время. Я имел обыкновение считать себя счастливейшим из отцов. Я имел обыкновение считать тебя лучшим из сыновей, – вздохнул он. – Я немедля начну подыскивать тебе невесту. И присмотрю из благородных. Я не растрачу тебя впустую на дочь какого-нибудь там захудалого джентльмена.
– Нет, – твердо заявил Реджинальд, распрямляя ноги и спину. – Сэр, я не намерен жениться только для того, чтобы вам понравиться. Нет, даже если вам удастся убедить одну из принцесс крови согласиться на меня.
Тяжелые брови отца взлетели вверх чуть ли не до середины лба.
– Чтобы понравиться мне? Ты вообще не нравишься мне, Реджинальд. В последнее время ты не нравишься ни мне, ни твоей матери. Она защищает тебя, талдыча, что ты просто еще не перебесился. Если это и так, то ты бесишься слишком долго. Ты женишься, парень, как только я подыщу тебе подходящую невесту, остепенишься и заживешь пристойной жизнью.
– Прошу прощения, сэр, – в голосе Реджи послышалась стальные нотки, хотя говорил он достаточно вежливо, – Но вы не можете принудить меня.
– Тут ты прав, – отец зловеще понизил голос. – Не могу. Но я могу отнять у тебя содержание, а это как отнять воздух, которым ты дышишь. Я могу и поступлю так, если ты откажешься сделать предложение первой же леди, которую я для тебя найду.
Реджи откинулся назад на своем стуле и уставился на сердитое, непримиримое лицо своего отца. Угроза становилась весьма ощутимой.
– Вы должны быть благодарны, сэр, что, на самом деле, я никогда не делал ничего такого, чтобы могло бы опозорить вас, как поступают со своими отцами некоторые аристократы. И леди это касается в той же степени, что и джентльменов. Полагаю, вы слышали о леди Аннабель Эштон?
Леди Аннабель была дочерью графа Хаверкрофта, поместье которого граничило с земельной собственностью Мэйсона в Уилтшире. Если и имелся кто-то в светском обществе, кого отец Реджи ненавидел сильнее других, то это был именно Хаверкрофт. Бернард Мэйсон приобрел имение тридцать лет тому назад, когда заработал свое состояние и перебрался туда с возвышенными надеждами на то, что войдет в другой мир. Он протянул своему соседу руку дружбы только для того, чтобы обнаружить, что та повисла в ледяной пустоте. Граф избрал своей тактикой не только пренебрежение им и его притязаниями, но и игнорирование самого факта его существования. Он приказал поступать так же и своей семье, и всем, кто от него зависел. Мэйсон, не желая быть побежденным, сначала объявил Хаверкрофта тщеславным щеголем, а затем приказал, чтобы его семья и слуги никогда не смотрели бы в его сторону, а также в сторону его жены и дочери.
