– В окно смотри, – рявкает зло.
Резко повернув голову, сжимаю кулаки.
Если бы не этот чертов мороз, я бы даже близко не села в его машину.
– Останови… – прошу, вывернув шею.
Не реагирует, продолжая движение.
– Останови! – выкрикиваю, развернувшись.
– На фига? – рычит он.
Смотрит на меня с выражением полного неверия на лице.
Бросаюсь к двери и отстегиваю ремень, как только машина тормозит, встав в пробку.
Выскочив, несусь назад, огибая тыкающиеся в пробке машины и получая в ответ злые сигналы. Впившись глазами в рыхлый снег, пытаюсь разглядеть крошечный черный комочек, и молюсь, чтобы его не раздавили…
Глава 2
– Как ты сюда попал, дуралей? – бормочу, расстегивая куртку и засовывая за пазуху дрожащее тельце.
Бедненький…
– Ты больная?! – орет Барков, развернув меня за локти так, что я чуть не упала.
Опомнившись, смотрю по сторонам, а потом испуганно смотрю на Никиту.
– Его чуть не раздавили, Ник…
Хочет сказать какое-то дерьмо, но потом сжимает челюсти до пляшущих желваков и на секунду прикрывает глаза.
– Валите отсюда, деграданты! – летит в нас вместе с воем клаксона.
– Варежку закрой! – орет Барков, резко повернув голову.
– Понаделают дебилов!
Сдавив рукой мои плечи, прижимает их к себе и тащит к машине, лавируя в этой пробке.
Все мое внимание сконцентрировано на дрожащей у меня под курткой крохе, поэтому я даже не замечаю, как оказываемся у нашей БМВ. Она мигает аварийкой, и нас стопроцентно все ненавидят.
– Ему, наверное, к ветеринару надо, – хватаю с сидения свою сумку, вместо того, чтобы его занять.
– Сядь в машину, – надавливает на мою голову Никита, заставляя сесть.
Сбрасываю его руку, но он преградил мне дорогу, зажав у двери. Смотрю на него снизу вверх, говоря:
– Едь. Я сама доберусь, мне надо в ветклинику.
– Сядь в машину, – опять кладет ладонь на мою шапку.
Сам он без неё, и у него уши красные.
– Отстань, Барков! – пихаю его в грудь. – Я дальше сама!
Протяжный гул клаксона заставляет его обернуться. Вновь посмотрев на меня, требует:
– Алена, сядь, блин, в машину!
– Но…
– Да чтоб тебя!
Скрутив, бесцеремонно толкает в салон, и захлопывает дверь с такой силой, что мне хочется прикрыть уши.
– Мяв…
Мелкие коготки впиваются в мою толстовку так, что приходится отдирать от неё Черныша, и я боюсь, как бы он не вырвал клок ткани.
– Какой худой, – тараторю, как только Никита оказывается в машине. – Все косточки наружу… А глаза какие испуганные…
Барков вдыхает так, будто всосал в себя весь кислород в салоне.
– Бедненький…
– Мяв-мяв…
Мы трогаемся, и я лепечу:
– Думаешь, он блохастый?
– Прям всю голову сломал, – тормозит у тротуара так, что меня бросает вперёд.
– Я тебя не заставляю нас везти, – взвиваюсь я. – Можешь высадить нас на остановке!
– Чтобы ВЫ там от дубака скопытились? – делает тонкий голос, копируя меня. – И мне отец башку оторвал?
– А она у тебя есть? – цежу я. – Не замечала.
– Наверное потому что в твою мозги забыли положить, – цедит он в ответ.
Пихаю котёнка назад за пазуху, пыхтя от злости.
Сделав ещё пару вдохов, сквозь зубы спрашивает:
– Ехать куда?
– Откуда я знаю? Я что, Яндекс Карта?
– Алена, у тебя тридцать секунд.
Сжав зубы, достаю из кармана телефон и загружаю приложение.
– Горького 71… Это где памятник…
– Разберусь.
***
– Обезвоживание и недовес… – жалостливо поглаживает котёнка парень-ветеринар, удерживая Черныша на большом металлическом столе.
– Это опасно? – также жалостливо хнычу я.
– При правильном уходе – нет, – щупает крохотные косточки. – Где вы его взяли?
Кошусь влево, глядя на Никиту, который сидит на диване в приемной, заняв его полностью. Хмуро тычет большими пальцами по дисплею, уперев локти в колени. Наверное, пишет своей губастой Лере, а мы с Чернышом тратим драгоценный вечер его пятницы.
– На дороге… – отвечаю я, как есть.
– Сейчас кровь возьмём на анализ. На всякий случай.
– Это больно? – смотрю в круглые желтые глаза Черныша.
– Неприятно…
– Капец…
Зло смотрю на Баркова, который с видом очумевшего болвана качает головой, продолжая строчить в телефоне.
Бесчувственное бревно.
С замиранием сердца наблюдаю, как на маленькой мохнатой лапке машинкой сбривают шерсть.
В стол рядом с моей ладонью упирается кулак Никиты, а сам он становится за моей спиной.
– Мяв.
– Потерпи… – шепчу. – Так надо.
Тихое дыхание надо мной трансформируется в смешок.
Повернув голову, сверкаю глазами. Игнорируя, Барков кивает на стол, мол «смотри».
Вокруг многострадальной лапки затягивают крошечный жгут и, вгоняют в неё иголку.
– Осторожнее… – прижимаю к груди руки.
Черныш издает очередной скулящий «Мяв», глазами прося у меня помощи, пока трубка катетера наполняется его кошачьей кровью.
– Вот и все… – объявляет ветеринар, освобождая моего кота. – Посидите минут десять.
Проверяю намотанную на его конечность «повязку» из пластыря и прижимаю к себе.
Подняв глаза на Никиту, буркаю:
– Что?
– Ничего, – проводит рукой по своим светлым волосам и идёт к дивану.
Сажусь рядом, устроив Черныша на коленях. Улыбаюсь, когда начинает мять их и топтаться, с любопытство глядя на колени Баркова.
– Скоро поедим, – чешу за маленьким ухом. – Молочка…
– Молочка не надо… – летит из открытых дверей лаборатории. – Воды, и корм сейчас подберем.
Вцепившись когтями в джинсы Никиты, забирается на его бедро. Протянув руку, он чешет длинными пальцами черную макушку.
Маленькое помещение приемной заполняете довольное кошачье мурчание.
Кусаю губу и улыбаюсь, посмотрев на Никиту.
Ловит мой взгляд, продолжая баловать котёнка. Мое дыхание останавливается. Он так близко, что у меня опять начинается. Ступор и все прочее. Глаза сами падают на его губы. Полные и застывшие в полуулыбке, а его глаза вдруг падают на мои губы.
Все краски стекают с лица, и сердце замирает.
Резко выпрямившись, Барков вдруг становится самим собой. Отдирает от своей штанины Черныша, и вручает мне, вставая.
– На улице жду, – бросает, прежде чем хлопнуть дверью.
Поджав подрагивающую губу, смотрю на котёнка.
– Ну и проваливай. Больно нужен.
***
Окна дома подозрительно не горят. На первом – только в коридоре, а на втором вообще все черное. Обычно у Барковых на электричестве не экономят. У них вообще ни на чем не экономят, и я не думаю, что сыну известного бизнесмена когда-нибудь приходилось выбирать между новыми ботинками и поездкой в летний лагерь, скорее уж между БМВ и Мерседесом на день рождения, но и это вряд ли. Своему сыну Игорь Николаевич не отказывает ни в чем. Вообще-то, они больше похожи на друзей, чем на отца и сына. Никита родился, когда его отцу было восемнадцать. Они с его матерью давным-давно в разводе, ну а на меня ему в основном плевать. Кажется, он иногда забывает, что я вообще существую.
– Где все?.. – спрашиваю грубо, не глядя на него.
Черныш притих на моей груди. Он вообще крайне молчаливый.
– Днюха у Бродсмана, – бросает Барков в ответ.
Странно, что он вообще мне ответил. Видимо влюбленных в себя дур он за людей не считает.
Мама мне ничего не говорила о своих планах. Удивительно, что она успела попросить его за мной приехать. Такое внимание к деталям не ее конек, в основном она думает,
