были мои планы, которые, видимо, теперь уже не сбудутся никогда.
– С Тео все хорошо, мам, – передернула я плечами и, наконец, отлепившись от стены, направилась на неверных ногах к ноутбуку. – А замок открыт, потому что я забыла его закрыть за Глебом.
Моя обычная привычка. Я всегда провожала мужа, он целовал меня перед уходом, а потом я запирала дверь.
Подняв компьютер, который чудом уцелел после пике на пол, я со злостью захлопнула его и, поставив на стол, вдруг поняла – я больше не выдержу.
Из горла вырвался даже не стон – рев раненого животного. Мама испуганно выдохнула и снова бросилась ко мне.
– Оля! Что случилось? Кому мне нужно звонить?
Оклик вышел истеричным, что полностью отражало мое нынешнее состояние. Усевшись на краешек дивана, на котором рядом тут же устроилась мама, я разрыдалась так отчаянно и горько, как будто у нас и вправду случилась какая-то трагедия.
А я ее и ощущала – трагедию. Когда моя семейная жизнь уже была разрушена, но впереди ждали лишь новые потрясения и горечи.
– Так! Я звоню Глебу! – наконец, вскрикнула мама и схватилась за сумку, в которой лежал телефон.
– Не надо! – в ужасе отозвалась я. И добавила чуть тише: – Не надо ему звонить.
– Тогда немедля рассказывай мне все! Или связаться с Риммой? Что с Федей? Где он?
Я сжала ткань простой домашней футболки в пальцах. В костяшках появилась противная боль от того, с какой силой я вцепилась в одежду.
– Глеб поехал за Тео. Скоро привезет… ну, я надеюсь.
Запрокинув голову, я расхохоталась, хотя, звуки, вырывающиеся из моего рта, больше походили на истеричные рыдания.
– Что значит, ты надеешься?
– То и значит! Глеб сказал, что мне изменяет и у него есть другая.
Я встретилась с мамой взглядом. В любой другой ситуации выражение ее лица вызвало бы у меня улыбку – настолько ошарашенным оно стало. Я понимала природу этого удивления. Мама души не чаяла в моем муже, хоть во всех наших ссорах, коих до этого момента было совсем немного, и вставала на мою сторону. Но она была уверена, что лучшего мужа сложно найти.
И я была уверена в этом тоже. До этого дня.
– Рассказывай все! – велела мама.
Я сглотнула слезы, вновь подступающие к горлу. Мелькающие картинки того, как Глеб все это время врал мне и ездил к другой (а может и не к одной), как она кормила его ужином, а потом вела в постель, вызывали тошноту и желание вскочить и начать собирать вещи. И пусть все суды мира попробуют оставить Тео с отцом!
– Он сказал, что мне изменяет. Что я распустилась и стала толстой. Поэтому у него другая…
– Глупости! Глеб не мог не то, что так поступить, а даже сказать! – вступилась мама.
Я поднялась с дивана и зло посмотрела на мать. Почему она мне не верит? Считает, что я способна на ровном месте придумать такую глупость, а потом рыдать от того, что сама нафантазировала?
– Как оказалось, мог…
Отойдя к зеркалу, я посмотрела на свое отражение. Стало тошно от самой себя, хотя, до этого дня я не придавала такого острого значения тому, что набрала пару десятков килограммов. Да к тому же, была довольно высокой, и, в целом, лишний вес распределился довольно пропорционально.
Так вот почему Римма Феликсовна каждую нашу встречу буквально заставляла меня бросить ночные кормления Теодора? Намекала, что мне пора начать худеть, чего я пока не могла сделать, потому как двухлетний сын должен был получать полноценное молоко?
– Оль… Глеб не мог такого сказать… точнее, причина в чем-то ином. Не в твоем лишнем весе. Да и не верю я, что он от тебя гуляет.
Я хмыкнула, отирая вновь побежавшие по щекам слезы, а мама, встав рядом со мной, обняла меня за плечи и прибавила:
– Нужно подумать, что могло произойти. И не замешана ли в этом Римма.
– Римма Феликсовна? – нахмурившись, спросила в ответ.
Как будто у нас в окружении Римм было с избытком.
– Да. Мне кажется, в последнее время она стала к тебе очень придирчива. Ты мягкая, тебе проще сгладить и сделать так, как нужно другим. Римма всегда этим пользовалась, но по-другому она и не может. Она же у нас королева, – усмехнулась мама, но тут же поджала губы и, отойдя, вновь устроилась на диване.
– А вообще тебе действительно стоит заняться своим здоровьем. – Она вскинула руку, давая понять, чтобы я дослушала, и с жаром продолжила: – Федя уже взрослый, его вполне можно отучать от груди!
– Но педиатры во всем мире и воз говорят, что кормить до двух – оптимально, – возразила я.
Когда Тео родился, мною были перелопачены тонны информации о материнстве. Одна из которых гласила, что длительное вскармливание – залог будущего здоровья для ребенка. И для этого приведены множество исследований.
Конечно, мне хотелось сделать для сына все и даже больше. Я видела, с каким трепетом свекровь до сих пор относится к Глебу, своему единственному сыну. Несмотря на то, что ему уже тридцать семь. Да, она рано потеряла мужа, а Глеб – отца, но причина была далеко не в этом. Для нее это было проявление любви, как и для меня.
– До двух – прекрасно, – кивнула мама. – Феденьке же как раз третий годик только пошел.
Я прикусила нижнюю губу. Последним, что стала бы делать – худеть для того, чтобы муж меня не бросил. Оправдывать чужую нечистоплотность своими набранными килограммами я уж точно не собиралась. И для меня выход был лишь один. Развод.
Но мама была права – мне действительно стоило заняться собственным здоровьем, потому что в последние два года своей жизни я только и делала, что думала прежде всего о муже и сыне.
– Сейчас Глеб приедет, и я с ним поговорю, – решительно сказала мама, поднимаясь и направляясь к выходу из кухни. – А сейчас нужно выпить чаю и успокоиться.
– Но он наговорил мне столько ужасных слов…
Снова захотелось
