— Но я не умею собирать трюфели! — воскликнул Антуан. — Это же целая наука пополам с мистикой: собирать их надо исключительно ночью при свете фонарика, да чтобы никто не увидел и не услышал. И даже натасканная на поиски трюфелей собака тоже желательно должна быть темной масти, чтобы никто не выследил, не заметил. Нет, это не для меня!
— А что ты хочешь? Ведь цены на трюфели растут, как на нефть. И спрос в тысячи раз выше предложения. Кто умеет собирать трюфели, тот за один сезон может так разбогатеть, что потом будет годами почивать на лаврах.
— Но я же говорил тебе, упертый ты кельтский друид, что не умею собирать трюфели! — вспылил Антуан.
— А головой работать ты умеешь, глупый лягушатник?! — рассердился в свою очередь О'Коннор. — Поезжай в Перигор, отыщи там лучшего тартюффайо и договорись с ним, чтобы весь урожай он привозил лично тебе. Он тебе — трюфели, а ты ему — наличные, как это положено по традиции. — Он ухмыльнулся. — Только для начала надо все-таки заиметь ресторан. Но ведь, в конце концов, ты можешь взять кредит и выкупить какое-нибудь не слишком дорогое помещение под будущий ресторан, не так ли?
— Ладно, приятель, — обнял его развеселившийся Антуан. — Давай свой адрес и телефон. Разбогатею — сразу позвоню. А ты пока учись у своего знаменитого шефа, овладевай секретами мастерства.
Вернувшись в Бордо, Антуан быстро забыл про встречу с Патриком О'Коннором. Время летело быстро. Рутина дел с головой засосала его. Когда же он перешел на последний курс, то стал все чаще задумываться над самым важным вопросом — сумеет ли он найти работу? Ведь уровень безработицы в стране все не падал, а экономистов во Франции и без него хватало. Конечно, он был одним из лучших студентов на курсе, профессора неизменно хвалили его, но все же…
Однажды, когда вся семья по традиции собралась на воскресный обед, зазвучал колокольчик и в прихожую вошел почтальон. Отец, который вышел встречать его, вернулся с тонким конвертом в руке. Он вскрыл его, и глаза его неожиданно увлажнились.
— Не может быть, — глухо пробормотал Филипп Лану. — Амели скончалась. А я всегда был уверен, что она доживет до ста лет!
Все члены семьи Лану обменялись красноречивыми взглядами. Тетя Амели в семье считалась экстравагантной чудачкой. Много лет назад она покинула родину, чтобы отправиться работать медсестрой во французский госпиталь во Вьетнаме. А когда к власти во Вьетнаме неожиданно пришли коммунисты и иностранцы были вынуждены бежать из страны, она не вернулась во Францию, а двинулась еще дальше на восток — в Бруней. Там по рекомендации старых друзей она устроилась работать няней в семью одного из родственников султана Брунея. Через десять лет этот человек сам оказался на троне, Он получил не только усыпанную бриллиантами саблю — символ высшей власти, — но и автоматически стал одним из богатейших людей мира. А Амели стала няней семьи султана Брунея и больше во Францию никогда не приезжала. Она так никогда и не вышла замуж. Все эти годы Лану получали от нее только открытки на праздники и коробки шоколадных конфет, которые изготавливали мастерицы на Королевской шоколадной фабрике в столице Брунея. Филипп Лану, в свою очередь, посылал тетушке Амели веточки омелы, коробочки с сыром «Камамбер» и наборы приправ из Лангедока. И вот теперь ее не стало.
— Где решили похоронить тетю Амели? — тихо спросила мама Антуана, мадам Жаклин Лану.
— В Бандар-Сери-Бегаване. На христианском кладбище. — Он заглянул в письмо. — Согласно ее завещанию.
— Даже после смерти она не захотела возвращаться на родину, — пробормотала Жаклин.
Муж пожал плечами.
— В Азии прошла большая часть ее жизни. Неудивительно, что она захотела быть погребенной там, где и жила.
— Понимаю, — вздохнула Жаклин. — Просто, если бы ее похоронили здесь, то мы могли бы ходить на ее могилу и заботиться о ней.
— Думаю, султан Брунея обеспечит за ее могилой должный уход, — нахмурился отец. — Он насколько я понимаю, относился к тете Амели с неподдельной теплотой. Так что ее могила там наверное, будет выглядеть лучше, чем на любом французском кладбище. У тети Амели не будет поводов для беспокойства.
Тем не менее Филипп Лану заказал в местной церкви заупокойную службу по тете Амели, и каждый из членов семьи поставил по свечке перед ее фотографией. Если душа тети смотрела на них с небес и видела все это, то она, должно быть, была довольна…
А еще через месяц в дом Лану на рю Клебер пришло еще одно письмо из Брунея. На конверте золотом были выдавлены буквы «Адвокат Его Величества Султана доктор Мухаммад Хассанал». Адресовано письмо было Антуану.
— Читай, Антуан. — Филипп протянул конверт сыну.
Прочитав его, Антуан посмотрел на отца, на мать, на младших сестер — Клэр и Элоди.
— Доктор Мухаммад Хассанал пишет, что по завещанию тети Амели все ее состояние переходит ко мне, — произнес он. — Как к единственному сыну ее единственного племянника. — Он на мгновение перевел дух и продолжал: — Она распорядилась своим состоянием подобным образом согласно старым брунейским традициям — в аналогичных случаях в Брунее поступают именно так.
— Ну что ж, — сказал отец, — тебя можно поздравить. И, если не секрет, сколько же тебе причитается?
Антуан снова заглянул в бумагу.
— Три миллиона брунейских долларов, — сказал он. — Доктор Хассанал пишет, что это примерно равно трем миллионам евро.
Все захлопали в ладоши:
— Поздравляем тебя, Антуан! Тетушка Амели была замечательным человеком. Жалко, что ее все-таки похоронили не здесь, а там, в далеком Брунее.
— Но откуда же у нее такие деньги? — удивился отец. — Три миллиона… Это, скажем прямо, немало для няни.
— Она же была няней в семье самого султана! — воскликнул Антуан. — Доктор Хассанал пишет, что султан лично дарил ей на каждый день рождения акции нефтяной компании Брунея. За истекшие годы их цена значительно выросла, и вот результат.
— Результат весьма впечатляющий, — кивнула мадам Лану. — К тому же я абсолютно уверена, что ты сумеешь правильно и с пользой для себя распорядиться этими деньгами, ведь ты же один из лучших студентов экономического факультета!
— О том, как я распоряжусь деньгами, я еще не знаю, — пожал плечами Антуан. — Однако я не хочу забрать все эти деньги себе. По-моему, это было бы несправедливо. В конце концов, здесь мы живем не по законам и традициям Брунея, а по французским. И я хотел бы, чтобы как минимум треть этой суммы, то есть один миллион, досталась бы вам. Тебе, отец, тебе, мама, и вам, мои любимые сестренки. Вы согласны?
