Вероятно, сказывалось напряжение последних дней, усталость, предпраздничная суета, хотя она осознавала, что это только отговорки, на самом деле виноват во всем Джеймс. В его присутствии с ней всегда происходили невероятные вещи. Она делалась скованной, заторможенной и переживала удивительные ощущения.
Джеймс излучал магнетизм. Обаяние. Необычное сочетание светлых волос с шоколадными глазами делало его особенно привлекательным. Женщины ходили за ним табуном. Он таил в себе неясную опасность.
Он был опасен.
— Куда ты смотришь? — поинтересовался Джеймс, нажимая на педаль газа.
— На тебя.
Эмили сделала попытку скрыть охватившее ее смятение, но безуспешно. Ей не следовало садиться к нему в машину. Она не могла находиться с ним рядом. Они больше не были подростками, и Джеймс, насколько она знала, не играл в игры. Вернее его ставки всегда были слишком высоки.
Что касается ее, то играть по-крупному она была не готова. Во всяком случае, с Джеймсом. Этот мужчина был, как и прежде, непредсказуем. И слишком опасен.
Ее взгляд рассеянно блуждал по его красивому лицу, пока не наткнулся на тонкий белый шрам на подбородке. Два года назад его не было.
— Откуда у тебя этот шрам?
— Порезался, когда брился.
Эмили без труда поняла, что Джеймс солгал. Шрам был слишком заметным для столь незначительного бытового происшествия.
— Должно быть, бритва была чересчур большой.
— Огромной, — подтвердил Джеймс, улыбнувшись уголками губ.
Эмили не могла оторвать глаз от тонкой белой линии на его подбородке. Шрам отнюдь не портил его лицо, напротив, придавал чертам решимость. Мужчина с таким лицом должен знать, чего хочет от этой жизни.
— Было больно? — спросила она.
— Потерять тебя было гораздо больнее.
Эмили замолчала и уставилась на свои ладони, сложенные на коленях. Без тяжелого кольца безымянный палец левой руки ощущал себя осиротевшим.
— Ты так и не женился? — сменила она тему на более нейтральную.
Берт как-то обмолвился, что Джеймс занимался геологическими разработками в Западной Африке и практически не появлялся в Европе. Но это было так давно!
— Нет.
— А невеста есть?
— Нет.
— А девушка?
— Ты чересчур любопытна, подруга. Хочешь наняться на работу?
Его насмешливая улыбка заставила сердце Эмили забиться в бешеном ритме. О да, Джеймс был все еще опасен и все еще повергал ее в трепетную дрожь.
— Прости, не хочу, — отозвалась она. Зря она согласилась, чтобы он подвез ее. — Жизнь на деле куда менее романтична, чем сказки или мечты.
— Принцессу постигло разочарование.
— Разочарование есть, а вот принцессы нет.
— Обедневшая аристократка, вынужденная продать дом, машину и вот теперь обручальное кольцо.
Эмили зажмурилась. Джеймс, как никто другой, умел делать ей больно.
— Это только неодушевленные предметы, — прошептала она.
— Действительно, что такое вещи, когда ты окружена теплом, нежностью, любовью?
Она почти ненавидела его в эту минуту. За холодность и цинизм. Он должен был знать, что она живет вдвоем с матерью Берта. Графиня Маккензи, как Джеймсу было хорошо известно, была холодна как лед. Он не мог не знать, что в ее аристократическом доме Эмили была фактически заложницей, лишенной собственного пространства и свободы.
Но Эмили не проронила ни слова. Если Джеймсу нравится издеваться, Бог с ним. Скоро они расстанутся. Он довезет ее до поместья и уедет. Больше она с ним не увидится.
— Я бы заплатил тебе за кольцо в два раза больше, Эмили, — прервал молчание Джеймс. — Почему ты не пришла ко мне?
— Я не нуждаюсь в твоей благотворительности.
— Это не благотворительность. Один бриллиант стоит сто тысяч гульденов. Прибавь еще тридцать — пятьдесят тысяч на золото и изумруды.
Эмили пожала плечами. Не думай об этом, сказала она себе. Ты не знала, а если бы знала, то все равно не стала бы торговаться.
— Назначенная ювелиром цена меня вполне устраивает, — проронила она.
— Ну если устраивает… — произнес он и устало потер лоб.
Джеймс внешне немного изменился. Вместо длинной гривы времен юности он носил теперь короткую стрижку. Его плечи стали еще шире, а кисти рук, покоившиеся на рулевом колесе, по-прежнему покрывал бронзовый загар. Казалось, что просторный салон «ягуара» был ему тесен. От его внушительной фигуры веяло могучей силой.
Вдвоем они представляли странную пару: большой, бесстрашный Джеймс и хрупкая трусиха Эмили, боявшаяся собственной тени.
— Сколько времени продлился твой медовый месяц, Эмми?
Столь бесцеремонный вопрос ее возмутил.
— Какое тебе дело?!
— Я хочу знать. — Губы Джеймса тронула холодная улыбка. — Скажи, как скоро ты поняла, что совершила ошибку?
У Эмили пересохло во рту.
— Сейчас же извинись и забери свои слова обратно.
— Ни за что.
— Ты не имеешь права…
— Я любил тебя. — Джеймс внезапно умолк, и на его скулах заходили желваки. — Берт никогда не любил тебя. Он просто не хотел, чтобы ты досталась мне.
— Нет.
— Да. А ты, глупая девчонка, так испугалась своих чувств, что бросилась в его объятия, как в омут.
От его обвинений у нее помутилось в голове, и Эмили потянулась к ручке дверцы, словно хотела выскочить из машины. Но бежать было некуда. Джеймс нашел ее и, судя по всему, все еще хотел завоевать. В глубине души она знала, что на этот раз он ее не отпустит.
— А знаешь, что это такое осознавать, что потерял тебя навеки?
Стиснув зубы, Джеймс смотрел прямо перед собой. Мир за окнами автомобиля уже погрузился в ночную тьму, и только подсветка приборного щитка бросала зеленоватые блики на его напряженное лицо.
— Я знал, что ты никогда не согласишься на любовную связь. Милая, добрая Эмили Витте будет хранить мужу верность. Я не ошибся?
Эмили не мигая смотрела на расстегнутый ворот его черной рубашки, выглядывавшей из-под распахнутого кожаного пальто. Ей казалось, она видит, как под этой рубашкой перекатываются бугры налитых силой мышц. В ее глазах снова защипало от подступивших слез.
— Конечно, я была ему верна.
— Конечно. — Джеймс улыбнулся, но в его улыбке сквозил холод. — Ты верна всем, кроме меня.
К щекам Эмили прилила кровь, и ей стало жарко.
— Мы были молоды, Джеймс. Я была молода.
— Не настолько.
— И это было так давно.
— Не так давно, чтобы я забыл.
— Джеймс.
— Не думай, что все кончилось, Эмми.
Его глубокий голос гипнотизировал ее, и Эмили поймала себя на том, что не сводит с него зачарованного взгляда. В полумраке автомобильного салона шоколадные глаза Джеймса казались бездонно черными.
