даже сделал ей предложение руки и сердца, которого она так ждала раньше. А теперь это заставило ее плакать.
Сначала она плакала только по утрам. Потом еще и перед обедом. Затем немного после пяти часов и перед сном не менее тридцати минут.
А дальше Дирк обратился в компанию Лорены, и после нескольких месяцев согласований ей все же было назначено и оплачено лечение в призонарии.
– Я не запомнила, как тебя зовут, – голос соседки вернул Лорену в настоящее.
Она снова оказалась в этой безвкусно обставленной комнате.
– Лорена. – Поняв, что ее новая соседка не спит, девушка решила начать разбирать чемоданы.
– Не сиди на краю, Лорена, упадешь.
Мариэлла смотрела на новую соседку, ожидая реакции на свои слова. Лорена нахмурилась. Почему ей кажется, что взрослый человек может не рассчитать и упасть?
Но свои вопросы Лорена пока решила оставить при себе, мало ли какие странности ждут ее здесь.
Мариэлла присела на кровати и все еще продолжала наблюдать за новенькой, пытаясь угадать, исходит ли от нее опасность.
Лорене было не по себе. Перед глазами вновь возник эпизод первого дня школы. Она сосредоточилась на содержимом чемодана. И зачем она взяла с собой столько вещей? Возможно, там, глубоко внутри, сидело желание стереть себя прошлую из той жизни. Убрать из дома как можно больше напоминаний о себе. Чтобы однажды, сервируя стол, домашние не наткнулись вдруг на ее любимую кружку. Может воспоминание о том, что она сделала или не сделала, однажды заменит другие мысли, о чем-то светлом и правильном?
– Все-таки помялось, – зачем-то вслух сказала Лорена, доставая свое любимое черное платье из чемодана, – я надеюсь, здесь есть утюг?
– Утюг есть, но это, – Мариэлла указала на черное платье, – тебе носить тут не дадут. Черное под запретом. И скоро все черное у тебя заберут.
– Даже тушь для ресниц?
– Да.
– Тогда накрашусь в последний раз и выйду к обеду красоткой! – заявила Лорена. Внезапно обнаруженное правило вызвало в ней чувство протеста. Хотя ресницы она перестала красить с тех пор, как в ее жизни появились беспричинные рыдания.
– Лучше так не делай! И сейчас будет только завтрак.
– Завтрак? Но уже полдень.
– Да, но политика администрации такова: разве можно стать счастливым, вставая в семь часов утра?
Лорена первый раз за весь день улыбнулась.
– И как здесь принято ходить на завтрак?
– Я надеваю свое платье с птицами, – пожала плечами Мариэлла.
Вдруг где-то под потолком раздался заливистый детский смех.
– Это приглашение к столу, – Мариэлла засуетилась, как можно скорее стараясь переодеться.
Они вышли в коридор с детскими рисунками. Из других комнат тоже стали выходить люди, одетые пестро. Им не хватало перьев и блесток для воссоздания карнавального шествия.
Коридор прерывался просторной столовой, посреди которой бил шоколадный фонтан. Повсюду располагались столы на две персоны, хорошо сервированные, украшенные бумажными цветами. В воздухе витал волшебный аромат кофе.
Но вот что было странно, вид из окон был на заливные луга.
Мариэлла указала на стол возле окна и предложила Лорене присесть.
– Можем поменять изображение, – предложила Мариэлла, показывая маленькую кнопочку слева от окна, – но только не на море. От него очень яркий свет. Можно ослепнуть.
– Это изображение мне подходит, – конечно же, это был всего лишь плазменный экран.
К Лорене и Мариэлле подскочила сестра и поставила перед каждой из девушек по чашке с кофе. Следом за ней молодой медбрат вынес на серебряном подносе эклеры.
Кофе оказался прекрасным. Лорена была ценителем этого напитка, но, к ее сожалению, мало где его умели правильно приготовить.
Может, это место и правда не так уж плохо? И ей удастся избавиться от своих навязчивых депрессивных мыслей?
Мариэлла ела эклер, осторожно разрезая его на маленькие кусочки. Кажется, она предупреждала Лорену об опасности подавиться едой или захлебнуться кофе, но Лорена ее не слушала.
Мысли Лорены переступили безопасную черту и вот уже крутились в самой болезненной области. Она снова и снова думала о том, как много упустила в жизни.
Внезапно ее плеча коснулась мягкая рука. Медсестра с добрыми взглядом и удивительно несимметричным лицом, придавшим ей вид совершенно безопасного человека, сказала:
– Пусть зажжется в вас минута счастья.
Лорена посмотрела на нее во все глаза. Она пока не знала, что нужно отвечать на местное приветствие.
– Прошу прощения, что прерываю ваш завтрак, но доктор Солнце хочет с вами поговорить, госпожа Арти.
– Да, конечно, – отозвалась Лорена.
И уже через несколько минут она была в кабинете, заваленном мягкими игрушками: странными слониками, косоглазыми собаками, зайцами, с почти человеческими телами, большими и маленькими представителями фауны. Все они смотрели на Лорену своими бездушными глазами, провожая до стула перед столом, за которым сидела доктор Солнце.
Ее тело расслабленно пребывало в большом кресле, казалось, она не слышала, как вошла Лорена, и просто медитировала, а, может быть, даже спала.
Лорена нарочно громко придвинула стул ближе к столу.
– О, госпожа Арти, рада, что вы заскочили, – доктор Солнце открыла глаза и, не меняя своей позы, продолжила, – как вам у нас? Первое впечатление.
– Не успела сформировать.
– Уверена, вам понравится. Итак, я хочу услышать вашу историю. Начните с начала, пожалуйста.
Лорена закусила губу. Надежда на то, что ей окажут квалифицированную помощь, если она не будет сопротивляться, была сейчас, как никогда, сильна.
– Как-то утром я пришла на работу и поняла, что все это бесполезно. И моя работа… она бесполезна….
– Что за ерунду вы говорите, работа не может быть бесполезна. Вы долго учились. В современном обществе всем дается возможность получить работу и соразмерную плату за нее. Заниматься тем, что тебе нравится. Разве ваша работа была плоха?
– Нет! Я ее любила.
– Запомните, счастье оно везде. В каждом вашем действии. Уже оттого, что у вас есть руки, ноги и голова, трезво размышляющая, вы должны быть счастливы!
– Я не думаю, что вы поймете, но у меня такое ощущение, что все, что у меня было – я потеряла. Те крупицы творчества, растворились в рутине дней. Мне больше нечего сказать. Мои мысли бегут, но ничего не рождается. Я слишком долго притворялась зачатком кого-то гениального, кого-то следующего за своей судьбой. Мессией, который спасет от печалей. Но я – никто. Я – никто. Я – никто. Я больше не нужна этому миру, я такая же, как и миллионы здесь. Пытаюсь из себя что-то изобразить. Но все уже изобразили до меня. Все открытия сделаны. Все мелодии уже спеты. И во мне нет ничего гениального. Что теперь остается? Бросить попытки стать счастливой. Перестать так безнадежно верить
