подойдет для ее драгоценной малышки, заявила Рани с той уверенностью, которая часто нервировала Саймона. Но он был более чем счастлив согласиться с ее решением. Они немедленно переехали в Сингапур, где находилась штаб-квартира его компании по продаже недвижимости. Мира вдохнула вторую жизнь в их брак после многих лет конфликтов, спровоцированных двумя яркими характерами, а также борьбой и болью, вызванными неспособностью зачать ребенка.
Три года назад у Рани снова началась депрессия, и все стало разваливаться. Опять.
И вот спустя восемнадцать месяцев после гибели Рани в автокатастрофе он вернулся в Мумбаи и привез с собой Миру. Он сделал все возможное, чтобы убедить ее отказаться от Болливуда, но актерство было у нее в крови, как и у Рани. Не важно, что ее удочерили.
Саймон провел рукой по лицу и вышел из лифта в просторный холл. Казалось, и недели не прошло, а Миру уже нашли агенты по подбору актеров в каком-то торговом центре, и сам известный режиссер Вират Рааваль дал ей кинопробу и назвал ее своей невероятной находкой.
После потери Рани Саймон впервые увидел, что Мира заинтересовалась чем-то. Он не мог спорить с мудростью своей тринадцатилетней дочери, заявившей, что они живые люди и им надо наконец-то прийти в себя.
Он был так поглощен своей виной и горем — двумя эмоциями, которые подпитывали друг друга, — что даже не заметил, что Мира начала хуже учиться и замкнулась в себе.
Роль в кино подвернулась ей очень вовремя. Для Саймона и Миры было нехорошо оставаться настолько… изолированными от жизни, как в последние восемнадцать месяцев. Теперь ему просто нужно было найти кого-то, кому можно доверить присмотр за Мирой в течение следующих нескольких месяцев во время подготовки и съемок, особенно когда он уезжал в командировки.
Он уже встретился с несколькими кандидатками на должность няни, но тринадцатилетняя Мира отвергла их всех. Его жена воспитала Миру не только уравновешенной, независимой девушкой, но и уверенной в своих собственных решениях.
В течение следующих нескольких недель Саймон был полон решимости проводить каждую свободную минуту с Мирой. Он посмотрел на часы. Было шесть часов вечера, а это означало, что Мира будет занята еще как минимум час, но он останется с ней. Ему нужно было познакомиться со всеми членами съемочной группы, несмотря на его отвращение к киноиндустрии.
Саймон уже собирался войти в репетиционную, когда увидел женщину, стоящую на коленях на полу в небольшом круглом холле в конце коридора.
Сквозь высокие стеклянные окна был виден горизонт Мумбаи. Слабый свет падал в маленькую гостиную, скрытую в глубине длинного коридора. Плечи женщины тряслись.
Ему стоило уйти или он должен был попытаться как-то помочь ей?
Рани часто подшучивала над ним из-за того, что он всегда готов помогать девушкам в беде. Но он же не мог просто проигнорировать женщину! Особенно теперь, когда был отцом девочки-подростка и должен был надеяться, что кто-то проявит доброту и к ней, если та будет в этом нуждаться.
Остановившись недалеко, Саймон оперся одной рукой на диван позади себя.
— Мисс, все в порядке? — тихо произнес он.
Женщина подняла голову, ее взгляд был полон удивления и… горя. Горя, которое он слишком часто видел в собственном отражении в зеркале за последние восемнадцать месяцев и поэтому легко узнавал в глазах других людей.
Женщина была молода, едва ли за двадцать. Большие карие глаза, нос, слишком большой для ее лица, и широкий рот… не классически красивая, как Рани. Но сильные, резкие черты ее лица и упрямая решимость ее острого подбородка выдавали в ней неординарную личность.
Несмотря на сдерживаемое любопытство, его глаза тем не менее, заметили тонкое кружево декольте, очерчивающее выпуклости ее груди. Она была высокой и стройной, но с пышными формами. Ее волосы были угольно-черными с золотыми бликами и стильно подстрижены. Шелковистые пряди колыхались, когда она наклоняла голову.
Что с ним происходит?
Последнее, что было нужно этой женщине, — это сорокатрехлетний мужчина, который застал ее в такой неподходящий момент. Саймон резко выдохнул, желая, чтобы его тело успокоилось. И все же он наслаждался гулом влечения, кипящим под его кожей. Он так давно не чувствовал ничего подобного.
Слезы текли ручейками по ее острым скулам. Она смотрела на него, и все же Саймон знал, что она не осознавала его присутствия. В ее глазах была пустота, которая сильно напугала его.
— Привет, я Саймон, — сказал он мягким уверенным голосом. — Вам больно? Мне вызвать врача?
Женщина покачала головой. Большая слеза упала на ее подбородок, прокатилась по шее и исчезла в декольте.
— Хорошо, хорошо, — сказал он, опускаясь на колени и держа руки на бедрах так, чтобы она могла их видеть. — Я просто посижу здесь немного с вами, хорошо?
Она не кивнула, но он увидел, как ее плечи расслабились.
Он подождал так несколько минут, прежде чем спросить:
— Может быть, я позову кого-то, кто сможет вам помочь? Родственников?
Она решительно покачала головой. Она боялась своих родственников? Его кровь забурлила от одной мысли.
— Хорошо. Все в порядке.
Она медленно провела рукой по лицу.
Саймон приготовился к тому, что та уйдет. В конце концов, он был совершенно незнакомым человеком. Ему пришлось взять себя в руки, потому что вдруг он сказал себе: «Не хочу, чтобы она уходила».
— Какая бы помощь или утешение вам ни понадобились, я хотел бы помочь. Когда вы будете готовы, я хочу сказать, — добавил он.
— Вы можете повернуть время вспять? — наконец произнесла незнакомка охрипшим от слез голосом.
Ее вопрос поразил его, напомнив о том, каким беспомощным он себя чувствовал, столкнувшись с неудовлетворенностью Рани их совместной жизнью. Не имело значения, что за последние несколько лет он и Рани разлюбили друг друга. Она была частью его жизни — его лучшим другом, его возлюбленной — более двух десятилетий. Ее потеря была жестокой и реальной.
— Это вопрос, который я задавал себе много раз. Но все богатство и власть в мире не могут этого сделать, — сказал он и сел на ковер неподалеку от женщины.
Эни снова провела рукой по лицу и тоже села на ковер. Их ступни почти соприкасались. Ее длинные ноги и подтянутые бедра в темных джинсовых шортах невозможно было не отметить. И ее гладкую золотисто-коричневую кожу. Или томную грацию, с которой она двигалась.
— Глупый вопрос, правда? — усмехнулась она. — Мы думаем, что, если бы могли вернуться в прошлое, приняли бы другие решения.
Она резко вдохнула.
— Но правда в том, что мы не можем принимать другие решения. — Она посмотрела на
