умерли, но на некоторое время исчезли из моей памяти.
Я бы не назвал себя злопамятным, нет; скорее я бы назвал себя человеком с очень хорошей в отношении злых дел памятью. Я помнил практически все оскорбления, посланные в мой адрес, вроде бы не прощал их, но и не хотел мстить. Скорее я был равнодушен. Лицо мое с тех пор приобрело совершенно безразличное по отношению ко всему выражение: чуть расслабленные щеки, лоб и веки; лениво и безучастно окидывающий все вокруг взгляд, в то время как губы находятся в статичном положении без каких-либо линий улыбок. Я полутруп, душа которого с каждым годом все пустеет и пустеет, так как попросту не может реализоваться, не может найти смысл жизни и найти дело, ради которого эту жизнь можно было бы отдать. Душа моя мечется туда-сюда, сама не понимая для чего именно она это делает.
Чертово животное… Она загубила мое детство, детство, на которое я имел полное право! Я имел право вырасти нормальным человеком, а что в итоге?..
Неприятное ощущение в правой кисти заставило меня выйти из раздумий. Я вытащил руку из своего пальто и осмотрел ее. Кисть, совсем недавно бывшая белой и даже теплой, теперь была сине-красной и черствой, словно старческой; кожу в то же время будто бы кто-то сильно щипал. Даже если я замерзну насмерть на какой-нибудь улице, ничего страшного не произойдет. Не велика потеря для мира. Подставив руку к потрескавшимся губам, я выпустил изо рта белый тепленький пар. На секунду ладони стали теплее. Быстро сунув руку в карман, чтобы сохранить это тепло, я двинулся дальше, растирая пальцами дырку в кармане. Это уже вошло в привычку, причину которой я назвать не осмелюсь. Возможно, я надеялся, что она магическим образом зашьется. Вторую же руку, кожа на которой от мороза уже давно покрылась красными пятнами и трещинами, противно болевшими всякий раз, когда сжимался и разжимался кулак, я вытащил и грел ртом, что не очень-то на самом деле помогало.
Мороз был страшенный и с каждой секундой мой шаг мало-помалу ускорялся. В последнее время я начал замечать за собой одну странную вещь: я всегда очень быстро хожу. Если зимой это можно еще объяснить холодом и желанием скорее попасть в тепло, то про другие времена года такого явно не скажешь. Очень часто, когда я иду рядом с кем-то, меня дергают за рукав со словами: «Не беги». Я извиняюсь за свою спешку, замедляюсь и начинаю идти спокойно, однако через пару минут вновь набираю обороты, почти даже неосознанно. Одиночество ли в этом виновато, или особенность темперамента и характера – не знаю.
Через некоторое время, когда пальцы на ногах и руках уже перестали ощущаться, я добрался до исторического центра города, который скорее напоминал нечто среднее между деревней девятнадцатого и городом двадцатого века. Многоэтажки остались позади; им на смену пришли деревянные и кирпичные домики, от одного вида на которые любой бы задался вполне резонным вопросом: а почему их еще не снесли? Вместе с тем перед некоторыми домами до сих пор висели большие куски ткани с изображением нормального дома. Данный ремонт ветхого жилья остался в городе после чемпионата мира по футболу.
Через время, за которое – о, чудо – не успел полностью замерзнуть, я добрался до симметричного коричневого здания, вытянувшегося на целый квартал. На первом этаже удобно расположилась круглосуточная аптека. Я вполне понимаю это – чтоб жить в этом доме, необходимо на постоянной основе пить успокоительное.
Долго не думая, я зашел в подъезд и начал подниматься на третий этаж. Надо отдать должное нашим строителям – если фасад здания еще выглядел крепким и даже красивым, то внутри все превратилось в труху. Лестница узкая; ступени, местами поломанные, в каких-то очистках и бумажках, а воздух пропитан крепким запахом отхожих мест вперемешку с запахом помоев всех сортов. К тому же ужасно темно, так что приходилось идти ощупью, держась за обшарпанную стену. Крохотное оконце, совершенно пыльное, ввиду достаточно раннего времени света не впускало.
На третьем этаже я обнаружил квартиру номер тринадцать, принадлежавшую хозяйке, у которой я и хотел снять какую-нибудь каморку. У двери ее я с минуту простоял в нерешительности, чрезмерно почему-то волнуясь. Наконец, мысленно досчитав до пяти, я выдохнул, а затем трижды постучал. Немного времени спустя дверь приотворилась на щелку, из которой меня быстро окинули глаза; только после этой процедуры дверь открылась полностью. На пороге стояла женщина лет сорока – сорока двух, одетая в зеленый с цветочками халат.
– Здрасьте. Я по поводу квартиры, – сказал я неуверенно. Если честно, я пришел сюда только лишь потому, что пообещал хозяйке прийти. Я уже давно перехотел смотреть здесь что-либо. – Что здесь у вас?
– У нас тут пять семей живет, двадцать человек. Идемте. Туалет и душ общий, он у нас один. Кухня общая, – она указала на страшную комнату с тремя раковинами и двумя плитами. – Горячей воды нет.
Отличный риелтор эта женщина! Знает, с чего начать.
– Э, знаете…– Я секунд пятнадцать молчал, переламывая себя, чтобы сказать: – Наверное, я еще посмотрю варианты.
Хозяйка смутилась. Я быстро попрощался и поспешил удалиться ко всем чертям. Конечно, я хотел сэкономить на квартире, но не жить же в этом коммунальном аду!
На улице я достал свой телефон и открыл «Avito». В закладках нашел еще один вариант, который мне нравился. Набрал номер и, двигаясь в сторону остановки, стал дожидаться ответа. Ехать нужно было на другой конец города.
Два часа спустя я вышел из зеленого «пазика» и отправился к двухэтажным домикам, из которых состоял по сути отдельный район моего города.
Что же мне предлагалось за девять тысяч в месяц? Коридор в три шага упирался в кухню, где уместился небольшой стол, два деревянных стула со спинкой, холодильник, старая газовая плита и кое-какая столешница с полками. По коридору направо расположилась комната, весьма большая, с одним раскладывающимся диваном, шкафом, и старым толстым телевизором, который, упади он на ногу, смог бы легко ее сломать. Вместе с полом. В туалете же ничего примечательного не было.
Вид этой квартиры меня несколько угнетал (непонятно почему), но чего не сделаешь, чтобы снова не жить со своей матерью! Мой друг-то, с которым я жил, недавно умер…
– Ну как, берете? – вывела меня из размышлений хозяйка.
– Безусловно. Напомните, пожалуйста, месячную цену.
– Девять тысяч рублей
– А скидок студентам случайно у вас нет?
– Хорошо, давайте восемь пятьсот.
– Хорошо, я заселяюсь. Оплачу сейчас, – сказал я и начал копаться
