Сидя в ванне и весело намыливаясь мочалкой, девочки болтали про Бискит, их собаку, которую на днях отвезли к ветеринару и которую завтра надо было забрать домой. Казалось, они уже забыли про неприятный инцидент за ужином.
Элизабет была рада. Она пошла в детскую, где две кровати были уже разобраны ко сну Кларой, горничной. Детская была красивой просторной комнатой, отделанной в светло-голубых тонах, с серебристыми звездами на потолке. Все это придумала Люсия. Она была тонкой ценительницей красоты и имела безупречный вкус, любила красивые вещи, картины, книги и классическую музыку.
Весь дом был декорирован уютно и красиво, и всего несколько месяцев назад Элизабет казалось, что в нем живет одна из счастливейших семей Англии, что ей невероятно повезло с должностью гувернантки.
И вдруг все изменилось, как только в прошлое Рождество в их жизни появился Чарльз Грин. Если Элизабет и имела на кого-то зуб, так это на Чарльза Грина. Не то чтобы он ей не нравился — он не мог не нравиться. Молодой человек был мил, обаятелен и имел огромный успех у женщин. Но Либби не любила его за те беды, которые он принес в их мирный дом. Он встал между Люсией и Гаем. А Элизабет была непримирима к любому мужчине, который покушался на семейные ценности, особенно если в семье есть дети.
Особняк, в котором жила семья Нортон, стоял на живописном берегу реки. Стены дома, увитые плющом, были сложены из серого камня, вокруг простирались зеленые лужайки, полого спускавшиеся к реке, которая, как и деревенька по соседству, называлась Марлоу. У Гая был небольшой моторный катер, и садовник, работавший у них в поместье, часто катал Элизабет с девочками по реке или отвозил куда-нибудь на пикник.
Дверь в детскую отворилась. Элизабет обернулась. Она ожидала увидеть Барбару или Джейн, но вместо них на пороге стояла Люсия Нортон. Она медленно прошла в комнату, но от ее легкой, танцующей походки не осталось и следа.
— Я хочу пожелать детям спокойной ночи, — сказала она.
«И в голосе тоже, — отметила про себя Элизабет, — нет привычной веселости». Люсия была нервной, легковозбудимой, что придавало больше шарма и очарования ее изысканной красоте. Элизабет, которая знала ее наизусть и видела как на ладони все ее недостатки, так же как и добрые качества, не уставала удивляться ее непередаваемому обаянию и редкостной красоте, все еще свежей и безупречной, хотя Люсии уже исполнилось тридцать пять.
Как всегда, она была элегантна. Элизабет ни разу не видела хозяйку неопрятной или небрежно одетой. Сейчас на ней были длинная черная юбка с коротеньким жакетом и изумрудно-зеленая шифоновая блузка, подчеркивавшая ее высокий рост и стройную талию. Она была на голову выше Элизабет, в последнее время заметно похудела, щеки у нее ввалились, и большие сияющие глаза стали огромными, словно какой-то внутренний негасимый огонь пожирал ее изнутри, будто что-то высасывало из нее жизненные силы. Обычно Люсия не пользовалась косметикой — у нее был от природы превосходный цвет лица, черные ресницы и красивые брови дугой. Однако сегодня она нанесла немного румян, от чего ее и без того высокие скулы стали еще заметнее.
Элизабет заметила, как женщина нервно сжимает и разжимает тонкие пальцы, терзая шифоновый платок. Ее красивые пухлые губы были густо покрыты помадой. Она нервно покусывала их. Украшений на ней не было, кроме бриллиантовой броши на лацкане жакета. Эту брошь Гай подарил ей на Рождество.
Люсия быстро, нервно оглядела комнату.
— А где мои непослушные девочки?
— Они в ванной, умываются.
— А! Пойду туда, пожелаю им спокойной ночи.
— Хотите, я после ванны пришлю их к вам вниз, в гостиную?
— Нет, я ухожу.
Элизабет принялась старательно сворачивать носки Барбары, мимоходом заметив, что их нужно подштопать. Не глядя на Люсию, она сказала:
— А я думала, вы сегодня останетесь дома и пораньше ляжете спать.
— Да, я так и собиралась сделать, но Гай довел меня за ужином, так что я просто не могу оставаться дома — мне необходимо пойти куда-нибудь проветриться. Иначе я сойду с ума.
Элизабет с грустью взглянула на хозяйку:
— Мне не нравится, что вы так говорите.
Люсия издала истерический смешок.
— Но Гай сам во всем виноват. Он нарочно меня разозлил. Он прекрасно знает, что я не хочу ехать в Корнуолл. Кроме того, детям так нравится здесь, на реке. Зачем им море? Он говорит ерунду, будто нам нужно сменить обстановку! Барбара и так учится в Истбурне, а Джейн ездит с нами на зимний сезон в Лондон. Ну, к чему нам вдруг отправляться в Корнуолл?
Элизабет ничего не ответила. «Неужели Люсия не понимает, — думала она, — что я вижу ее насквозь? Она несет полнейшую чушь. Ведь она сама еще прошлым летом утверждала, что девочкам совершенно необходим морской воздух во время летних каникул. Она сама планировала поехать в Корнуолл перед прошлым Рождеством. И каким роковым оказалось то Рождество! Роковым, потому что тогда в жизнь Люсии вошел Чарльз Грин».
Люсия Нортон заметила выражение лица гувернантки. Оно было скептическим и недоверчивым.
2
Элизабет Уинтер пользовалась в доме некоторыми привилегиями. И никто не мог оценить ее по достоинству так, как сама Люсия. В то же время бывали моменты, когда Элизабет доводила ее до бешенства. И это был тот самый случай. Элизабет всегда казалась такой корректной, такой безупречной. Впрочем, она никогда не читала морали, не выставляла напоказ свои добродетели, как это любил делать Гай. Девушка была по натуре доброй, честной и склонной к самопожертвованию, порой даже чересчур. Люсия не очень-то доверяла такому самопожертвованию. К чему оно может привести в этом суровом мире? Ни к чему хорошему. От жизни надо уметь брать все и не теряться — само собой ничего не появится. А когда найдешь наконец свое счастье, надо иметь мужество удержать его. Однако за все на свете приходится чем-то расплачиваться, ничего не дается даром.
Элизабет была из тех натур, которые не согласны на счастье, если расплачиваться за него приходится другому человеку. Она скорее готова была страдать сама, лишь бы не пострадал кто-то другой. Вот эта ее жизненная позиция и привела к тому, что она осталась не замужем. Люсия знала, что в жизни Элизабет было одно большое чувство. Тот человек хотел, чтобы она поехала с ним в Индию, но она не согласилась оставить больную мать. Это было очень грустно, потому что Элизабет могла бы стать превосходной женой и матерью. Но она стала жертвой собственных добродетелей, и Люсия была уверена, что Элизабет и от других женщин ожидала подобного героизма — принести себя и свою жизнь на алтарь семьи.
