ладони на моей гладкой чистой коже поражает, но я еще раз сжимаю его руку, прежде чем мы с ним направляемся обратно в дом.
ЭЙМОС
— Было очень вкусно, — говорю я, откинувшись на стуле и потирая руками живот. — Не припомню, когда я в последний раз ел так вкусно.
— Надеюсь, ты оставил место для десерта, — говорит Фэйт, входя в столовую и кладя передо мной большой кусок яблочного пирога.
— Первый день на ферме, а ты меня балуешь. Я мог бы привыкнуть к этому.
Я и так уже объелся, но от вида пирога у меня начинают течь слюнки.
— Хочешь молока? — предлагает она, а я киваю.
— Было бы здорово.
Я беру свою вилку, но, когда я собираюсь откусить кусочек пирога, я смущаюсь, так как она начинает расстегивать верхнюю часть своего платья.
— Ягненочек, что ты делаешь?
— У меня не было возможности разлить молоко по бутылкам, когда я приехала сюда, но ты же не против выпить его прямо из моих грудей.
Она так невинно улыбается, когда заканчивает развязывать завязки и опускает материал вниз. Ее полные, кремовые сиськи вырываются на свободу и падают вперед, как подношение Господу.
— Господи, — вздыхаю я, видя, что на ее красивых розовых сосках уже появились капли молока. Мой член молниеносно реагирует на вид ее сисек, и я чувствую, как начинает намокать передняя часть моего рабочего комбинезона.
— Я же говорила тебе, что я молочница, — говорит она с чувством гордости в голосе.
Не могу оторвать взгляд от ее выпирающих доек и думаю о мужчинах, которые выстраиваются в очередь, чтобы пососать ее соски, словно телята, бегущие за своими мамашами. Внезапно я злюсь, но понятия не имею почему.
— Ты просто ходила по округе, позволяя людям пробовать, когда они захотят?
Я вцепился в край стула, чтобы не потянуться к ее мягкой плоти.
— Нет, дядя Эймос. Я кормила детей, только когда другим мамочкам нужна была помощь.
Она подходит ближе и подставляет мне свои сиськи, которые, должно быть, очень тяжелые и болят.
— Я не взяла с собой ничего, чтобы откачать молоко, поэтому прошло несколько дней, и они очень полные.
Мой член тверд, как сталь кувалды, и все, чего я хочу, это просунуть его между этих толстых сисек. Я хочу трахать ее дойки, пока не обкончаюсь, а потом я хочу, чтобы она отсосала мне. Одна мысль о том, как она будет пить мою сперму, пока течет для меня, заставляют меня теребить переднюю часть комбинезона.
— И что ты хочешь, чтобы я сделал?
Мне приходится сглатывать слюну, скапливающуюся во рту от потребности отведать ее сладких сливок. Черт, она едва достигла совершеннолетия, а уже созрела, как телушка по весне.
— Подумала, что ты бы мог отпить немного молока вместе с кусочком яблочного пирога.
Тут же крошечная капелька молока стекает на ее пальцы, а я чуть не кончаю в штаны.
— Это неправильно?
Она собирается одернуть ткань своего платья, чтобы прикрыться, но я осторожно беру ее за запястье и качаю головой.
— Нет, ягненочек, это прекрасно. Иди сюда и дай мне отпить глоточек.
Я притягиваю Фэйт ближе, чтобы она оказалась стоящей у меня меж ног, а затем кладу руки ей на спину, чтобы она не могла вырваться. Ее сиськи оказываются прямо у моего лица, и я наклоняюсь вперед и проникаю в ложбинку между ними. От нее пахнет свежим молоком и чистым бельем, и я блаженно закрываю глаза. Мой рот приникает к ее влажному соску, словно я новорожденный, и инстинкт берет верх. Мои губы раскрываются над ее соском, я прижимаюсь к нему, а пальцами впиваюсь ей в спину.
Как только втягиваю сосок Фэйт, чувствую сладость, и повторяю это снова, во второй раз быстрее. Я набираю полный рот молока и тяжело сглатываю, прежде чем повторить. Оно стекает по моему подбородку, когда я делаю еще один полный глоток, но это не останавливает меня. Я не сбавляю темп.
— Это намного лучше, чем когда это делают младенцы, — говорит Фэйт и проводит пальцами по моим волосам, пока я продолжаю наслаждаться вкусом ее молока.
— Спасибо, дядя Эймос.
Я пью жадно, пока почти ничего не остается, а потом глажу ее соски, размазывая остатки молока по своему лицу. У нее тугие, словно маленькие камешки соски, и все же она ощущается такой мягкой против моей шершавой кожи.
— Спасибо тебе, ягненочек, — говорю я, вытирая подбородок тыльной стороной ладони и откидываясь на стуле. Ее сиськи выглядят такими же большими и кремовыми, как и раньше, но, возможно, не такими набухшими.
— Дядя Эймос, почему здесь покалывает? — Я смотрю вниз и вижу, что она сжимает свои бедра вместе, а ее руки запутались в передней части платья. — Раньше такого не было, когда молоко пили дети.
Господи, помоги мне, ей нужно, чтобы ее вылизали прямо сейчас, а я жажду сделать это для нее. Девственная киска, подслащенная молоком? Она как будто создана для меня.
— Это потому, что ты не давала им пить оттуда.
Я проникаю под ее платье и берусь за ее киску. Фэйт задыхается, а потом кивает.
— Да, ты должна позволить мне сделать это для тебя. Я сделаю тебе хорошо, — говорю я, покачиваясь на стуле и чувствуя, как твердеет мой член.
— А тебе можно это делать?
— О да, теперь, когда ты принадлежишь мне, я могу заботиться о тебе.
— Хорошо, пока все в порядке.
Она улыбается.
— Откинься назад, ягненочек.
Она кладет свою попку на стол, и я задираю ей платье.
— Придержи его для меня.
Я хватаю верхнюю часть ее трусиков и стягиваю их вниз по ее бедрам, прежде чем широко раздвинуть их. Затем я вдыхаю свежий аромат ее киски и зарываюсь в нее лицом.
— Дядя Эймос! — кричит она и пытается отстраниться от меня.
Но я объездил бесчисленное количество строптивых кобылок, и меня так просто не одолеть.
Я посасываю ее клитор, как и молочные сиськи, и в конце концов Фэйт успокаивается.
— Вот так. Полегче, девочка, — говорю я ей, проталкивая палец внутрь и чувствуя, какая она чертовски тугая.
Старый брат Саймон, может, и не получил ее вишенку, но я попробую ее на вкус в первый же день. Теперь, когда она моя, я заставлю ее поднапрячься ради меня, объезжу, как призового бычка, еще до конца недели.
Когда мне позвонили из агентства и сказали, что у меня появилась подопечная, я и подумать не мог, насколько мне повезло. Потом я снова взглянул на мою маленькую овечку