Но он не станет изливать свое семя на кровать или надевать что-то, что помешает ему почувствовать медовую сладость ее жара. Он ждал слишком долго.
— Ты права, разумеется, — осторожно проговорил Кон. — Полагаю, ты знаешь, как предотвратить подобное? Я не стану отказывать себе в удовольствии, как когда-то.
— Как будто это помогло, — проворчала Лоретта. — Я поговорю с Надией. Тебе не придется ни о чем беспокоиться.
Проклятие! Значит, это будут губки, как в прошлую ночь. Если б она не заплакала в его объятиях, он бы потянул за нитку и заполнил ее своим семенем. Он не думал, что она подготовилась перед тем, как прийти к нему тогда. Он и сам не был уверен, согласится ли она на эту чертову сделку.
Кон встал и собрал свою одежду. Он как раз повязывал галстук, когда Лоретта спросила:
— Мне ведь ничего не грозит, нет? У тебя ведь нет одной из тех джентльменских болезней, которыми и я могу заразиться? Что-нибудь, что ты мог подхватить во время своих странствий?
Он повернулся к ней, губы слегка дрожали.
— Уверяю тебя, Лоретта, я чист как первый снег. Она фыркнула. Он хотел было рассказать ей все — что целых десять лет жил как монах и находил это нетрудным, — но она не поверит… или сочтет дураком. Хотя никто не может считать его большим дураком, чем он сам.
— Я пообедаю с тобой завтра вечером. В девять. Передай Квалхате. Она знает, чего я хочу.
— Да, милорд.
До девяти было времени хоть отбавляй. Лоретта понятия не имела, чем ей занять его.
Не то чтобы она так жаждала увидеть Кона, принять его в свою постель и в свое тело. Разумеется, нет. Ей не было дела до того, что скоро он будет сидеть напротив нее за столом и есть рыбу в соусе, приправленную какой-то непонятной смесью, о которой Лоретта никогда прежде не слышала: горох, фасоль, рис, листья салата и странный плоский хлеб. Сама она еще не успела проголодаться после завтрака и ленча, поэтому даже не мечтала об обеде, каким бы вкусным он ни был. В сущности, было ясно, что ей надо пойти наверх и распустить шнуровку корсета, а может, даже совсем его снять. Она могла бы раздеться, вздремнуть… Но вряд ли она успеет — она была слишком взвинчена.
Это ее третий полный день жизни в качестве любовницы. Как же это называется? Любовничество, по аналогии с супружеством? Нет, такого слова она никогда не слышала. Впрочем, как ни назови, ей это не подходит. Она не привыкла к ничегонеделанию и изоляции. Нет, ни к обстановке дома, ни к заставленным книгами полкам придраться нельзя. Но ей совершенно нечего делать.
Лоретта в раздражении пометалась по комнате и наконец вызвала Мартину, чтобы та помогла ей переодеться в новое дневное платье, которое она привезла с собой. Лоретта не думала, что оно слишком поношенное, когда укладывала его, однако в сравнении с нарядами в гардеробной… это был просто ужас. Вот и отлично. Она и чувствует себя ужасно. По крайней мере, старое голубое платье принадлежит ей, его сшила Сейди так давно, что и не вспомнить когда. Она наденет его и станет мерить шагами верхнюю гостиную, потом нижнюю гостиную, потом сад. Кон не запрещал ей выходить из дома, но с ее везением она вполне могла наткнуться на кого-то из знакомых, и тогда все пропало.
Одно дело — лгать в письме, а совсем другое — смотреть человеку в лицо и притворяться. А она никогда толком не умела врать, зато здорово наловчилась о многом умалчивать. И вот куда это ее завело.
Было время, Лоретта тихонько радовалась, что родители так заняты собой и игрой в карты, что она может никем не замеченная убегать к Кону. И вот к чему это ее привело: у нее тайный ребенок и братец-мот и она ждет своего беспринципного любовника.
Если б она была молодой леди, правильно воспитанной хорошими родителями, то знала бы, чем занять пустые часы, которые тянутся до бесконечности. Она могла бы плести кружево или играть на фортепьяно, которое стоит внизу. Вышивать туфельку или составлять букеты.
Что ж, пожалуй, букеты она составить может. Те, что на каминной полке, уже завяли. Дома она собрала бы все бутоны и поставила их в чистые банки. Здесь у нее хрустальные вазы. Сад в буйном цвету.
Лоретта зашла на кухню за ножницами. Кухонный стол был завален всевозможными продуктами, а Надия и Квалхата увлеченно обсуждали блюда к сегодняшнему ужину.
При виде Лоретты они встревожились. Но после пространной дискуссии на тему, почему она не позвонила и не позвала кого-нибудь, Надии потребовалось убедиться, что Лоретта в состоянии сама срезать цветы и ей можно доверить ножницы.
— Я не заколю вас ими, — нетерпеливо проворчала Лоретта. — И себя не заколю, клянусь. — До этого еще не дошло.
— Ох, миледи! — Надия нервно вытерла руки о фартук. — Вы здесь несчастны?
— Нет. То есть да, — ответила Лоретта и села на табурет.
Протянув руку через стол за стручком гороха, она разломила его пополам и бросила в глиняную миску.
— Вы все очень добры. Просто… — Лоретта взглянула на женщин. Они решат, что ее место в Бедламе[3], если она пожалуется, что хочет работать. Они обе поднимаются еще до рассвета и до поздней ночи создают для нее эту счастливую искусственную жизнь. Для них целый день полного безделья покажется мечтой. Хотя дом и маленький, Лоретта знает, скольких трудов он требует. Она разломила еще один стручок.
— Видите ли, я живу в деревне. Держу кур и огород, я просто не привыкла к бездействию. К ожиданию.
— Ах! — Надия нарезала огурец для салата тонкими, прозрачными ломтиками. — Вам одиноко. Я не уделяю вам достаточно внимания.
— Нет, нет, я и не жду, что вы станете меня развлекать. Я привыкну. В конце концов, это ведь ненадолго.
Надия с Квалхатой переглянулись.
— Извините. Я отвлекаю вас от работы. Просто дайте мне ножницы.
Квалхата поднялась из-за стола и подошла к кухонному шкафу.
— Можете оставить их для цветов. У меня есть еще.
Лоретта взяла блестящие ножницы. Они были такими же новыми, как все остальное в доме.
— Спасибо. Больше я вас не побеспокою.
— Никакого беспокойства. Мы в вашем распоряжении, миледи.
Из длинной кухни было два выхода: один — на улицу, другой — в сад. Лоретта плотно прикрыла за собой дверь, потому что была уверена, что не хочет слышать замечания женщин по поводу ее капризного поведения, если они вообще будут обсуждать ее на понятном ей языке. Все в доме говорят на нескольких языках в отличие от нее. Возможно, ей стоит попросить их дать ей несколько уроков.
Ах, какая нелепость! Как будто у них есть на это время. Она здесь единственная, кто не знает, чем себя развлечь. Даже маленький поваренок занимается уборкой наверху. Арам, похоже, работает и в городском доме Кона, и здесь, но каждый вечер приходит спать рядом с женой.
