— Я ненавижу Хэллоуин, — вяло возразила Робин.
— А я не люблю Рождество. И что же мне теперь делать? Отказываться от подарков и не ставить елку?
— Это разные вещи. К тому же если кто-то из преподавателей узнает о том, что я была на студенческой вечеринке в костюме ведьмы… — Робин красноречиво замолчала и закатила глаза.
— Кстати, по поводу преподавателей. Салливан сегодня меня похвалил.
Робин скептично усмехнулась. Салливан? Похвалил? Нонсенс! Эти два слова и рядом поставить нельзя. Салливан никого никогда не хвалит. Максимум его одобрения — отсутствие критики.
— В самом деле! упорствовал Эйдон. — А твой Лэндлоу готов меня на руках носить после того, как я доказал одну из его теорий.
— Эйдон, теперь я точно тебе не поверю. Теории Лэндлоу невозможно доказать. Он ведь выдумывает их из головы! А затем мучит студентов, чтобы те хоть как-то обосновали его бредовые идеи.
— Вовсе нет! — с жаром возразил Эйдон. — Лэндлоу настоящий гений. Кстати, он обещал упомянуть меня в своей Нобелевской речи, если, конечно…
— Из этих «если» соткан весь Лэндлоу, — хмыкнула Робин.
— В любом случае я заслужил награду. Ты не возражаешь, если вместо положенного мне поцелуя я попрошу тебя составить мне компанию на завтрашней вечеринке? Конечно, если ты очень уж хочешь поцеловать меня…
Эйдон расплылся в ослепительной улыбке Казановы. Робин сжала кулаки. До чего же она хотела ударить Эйдона, чтобы стереть самодовольную ухмылку с его лица! В большей степени Робин желала лишь одного: поцеловать соблазнительные, манящие и дразнящие улыбкой губы.
— Хорошо, я пойду с тобой на маскарад. По крайней мере, это не так предосудительно, как целоваться со своим студентом.
На том и порешили. А Робин проснулась утром с чуть лучшим настроением, чем год назад.
В самый разгар вечеринки, когда черти в обнимку с монашками в неистовстве скакали вокруг стола, Эйдон увлек Робин в тихий укромный уголок. Исчезновение скелета и ведьмы в черной вуали никто не заметил.
Потемневшее лицо Эйдона насторожило Робин. Что он собирается сделать?
— Я… я хочу тебе кое-что сказать, — прерывисто дыша и с хрипотцой в голосе произнес он.
Судя по мрачному выражению лица Эйдона, его слова вряд ли обрадуют ее, поэтому Робин спросила:
— Это не может подождать до утра?
— Робин, мне придется скоро уехать.
— Уехать? Куда? — Новость Эйдона прозвучала для нее как гром среди ясного неба. Неужели она потеряет его, так и не обретя до конца? Робин только-только перестала комплексовать из-за разницы в возрасте, как избранник исчезает из ее жизни!
— Видишь ли, мой отец давно требовал, чтобы я вернулся в Вильфранше-на-Соне.
— Да, но ты ведь учишься! К тому же делаешь успехи…
Эйдон скептически усмехнулся. Неужели Робин не понимает, что ему нет дела до успехов у высокомерного сухаря Салливана или маразматического фантазера Лэндлоу?!
— Раньше, я еще мог увильнуть от… родственного долга, но теперь все изменилось.
— Что случилось? — дрогнувшим голосом спросила Робин, испугавшись, что с отцом Эйдона беда.
— Мой дядя серьезно болен. Так как своих детей у него нет, а жена умерла лет десять тому назад, он составил завещание в мою пользу.
— Ты ведь не обязан ехать! — Робин едва сдерживала слезы отчаяния.
Может ли она удержать Эйдона? Возможно. Однако имеет ли она на это право? Что ее любовь может дать этому открытому, прекрасному юноше? Имеет ли она право взваливать на его плечи не только ответственность за себя, но и за Элис? Она разведенная женщина за тридцать, с ребенком на руках…
— Я рада за тебя, — неожиданно даже для себя самой пробормотала Робин. — Уверена, что тебя ждет большое будущее и…
Она все-таки не сдержала слез. Эйдон обнял ее, крепко прижав к груди. Она слышала, как глухо бьется его сердце. Как же я буду жить без Эйдона? — подумала было Робин, но поскорее прогнала эгоистичную мысль. Если виноделие — истинное призвание Эйдона, то она не вправе заставлять его делать выбор. Робин почувствовала в себе твердый стержень, уверенность в собственной правоте. Если бы их отношения зашли дальше, чем пара поцелуев, то еще неизвестно, смогла бы она с такой легкостью отказаться от Эйдона.
Впрочем, и сейчас сердце Робин разрывалось от горя и противоречивых чувств. С одной стороны, она желала счастья Эйдону. А с другой — как же ей хотелось напоследок напиться его любовью! Почувствовать тяжесть его сильного тела… Ощутить влажный требовательный язык в своем рту… Вновь стать желанной женщиной!
— Когда ты собираешься уезжать? — всхлипнув, спросила она.
— Через неделю. — Эйдон из последних сил держал себя в руках, однако ему не удалось скрыть от Робин свое волнение. — Робин, я… я хочу, чтобы ты тоже поехала со мной.
Тишина опутала их обоих теплым, мягким пледом. Робин не могла произнести ни слова, словно злой волшебник лишил ее дара речи. Язык отказывался повиноваться ей.
— Я не могу, — наконец вымолвила она. — Вся моя жизнь здесь. Университет, Элис…
—…Долги мужа, сплетни коллег, — продолжил за нее Эйдон. — Мы будем жить во Франции, в большом доме, в окружении красоты и гармонии. Мама наверняка будет счастлива снова увидеть тебя. А для малютки Элис там настоящее раздолье, не то что гулять среди небоскребов. В Нью-Йорке жителей больше, чем в штатах Аляска, Вермонт, Вайоминг, Южная Дакота, Нью-Гэмпшир, Невада, Айдахо, Юта, Гавайи, Делавэр и Нью-Мехико вместе взятых! Это же настоящий муравейник. Все куда-то спешат, торопятся, опаздывают…
— Эйдон, ты ведь знаешь, что я не могу.
— Я люблю тебя. Уверен, что и ты тоже любишь меня.
Робин промолчала. Она никогда не умела произносить слова любви. Да и поводов как-то не находилось.
— Хорошо, — Эйдон вздохнул, — у тебя есть время подумать.
— Неделя? — горько усмехнулась Робин.
— Я дам тебе столько времени, сколько потребуется.
— Но ты ведь сказал, что уедешь…
— Ты ведь можешь приехать и позже. Как насчет фестиваля в Божо через три недели? Приезжай вместе с Элис. Мои родители присмотрят за ней. Погостишь у нас недельку, а потом решишь, стоит ли вообще возвращаться в Штаты.
— Как у тебя все просто, Эйдон.
— Зато у тебя все чересчур сложно, — парировал он.
В следующее мгновение Эйдон наклонился и коснулся губами губ Робин. Нежное прикосновение было настолько неожиданным, что она не успела закрыть глаза. До чего же прекрасен и наивен Эйдон!
— А что это за фестиваль? — спросила Робин после поцелуя, дав понять, что согласна погостить в доме Макдауэллов.
Эйдон оседлал любимого конька и с пафосом произнес целую речь:
