И мать, как всегда, спасовала. Они приехали к той же самой гадалке, к которой более двадцати лет назад приходила мать Анны. Одета та была по-прежнему странно, только лицо претерпело значительные перемены. Из-под намотанного на голову платка выбивались уже седые волосы. Вокруг рта появились старческие морщины. Щеки ввалились, глаза выцвели и стали еще уже, чем были раньше. Только взгляд оставался зорким и горел все тем же дьявольским огнем. Наверное, если бы не ее странные одежды и не платок на голове, Джина не сразу бы признала ее.
Анна стояла рядом, решительно настроенная.
— Зачем пришли? — строго посмотрела вещунья на женщин. Кажется, она не узнала Джину. И немудрено — сколько лет прошло…
— Мне нужен совет, — заговорила Анна.
Мать стояла в стороне, потупив глаза, и молчала. В ее душе теплился мистический страх. После всего, что с ней случилось в жизни, она верила, что эта странная женщина может повлиять на жизненные события. Но также знала, что она не в состоянии повлиять на саму судьбу.
Судьба каждого обратившегося к ней за помощью была в Божьих руках. И вещунья могла только подсказать жизненное направление. Не больше.
— Садитесь, — махнула гадалка костлявой рукой в сторону потертого дивана, стоявшего возле окна, из которого лился золотой свет, ложась на ветхую мебель и рассохшийся пол.
Анна с матерью сели.
— Помогите мне выйти замуж! — вырвалось у Анны, и она пристально посмотрела на старуху.
Мать Анны вжалась в диван и продолжала молчать. Ее неотступно преследовали мысли: узнала ли ее старуха? Но вещунья, казалось, не обращала на нее внимания, сосредоточившись на Анне.
— И только-то, — усмехнулась гадалка и, метнув на Анну дикий взгляд, вдруг проговорила: — История повторяется…
— Вы меня вспомнили? — Джине почему-то стало не по себе…
— Дочь — твоя точная копия, — усмехнулась она, — только жизнь у нее будет другая, — сказала так, словно уже видела все наперед.
— Значит… — Анна от этих слов почему-то воспрянула духом.
— Сдвинь левой рукой. — Перед Анной Покэ возникли старые, пожелтевшие от времени и частого использования карты.
Она беспрекословно подчинилась, находясь в состоянии странного возбуждения.
— Ты выйдешь замуж… — Старуха прищуренными глазами посмотрела на Анну, и молодая женщина не удержалась, чтобы не спросить:
— Когда?
— Как только придет время, — заметила гадалка и добавила: — Только тебе это будет дорого стоить. Очень дорого. Готова ли ты заплатить столь великую цену?
— Разумеется! — воскликнула Анна в возбуждении. Ей уже казалось, что ее мечта сбывается прямо здесь. Еще чуть-чуть, и все. Поэтому она, больше не раздумывая ни о чем, задала главный вопрос. — Сколько?
Анна в нетерпении уставилась на странную женщину, которая все это время раскладывала и перекладывала свои карты, словно играла ими. Анна Покэ готовилась услышать сумму, которую ей сейчас придется выложить.
Гадалка не торопилась делиться тем, что знала. Она выжидала время, словно размышляя: говорить или не стоит. Но все же решилась.
— Жизнь, — наконец произнесла вещунья и вперила в посетительницу взгляд узких темных глаз.
— Не поняла, — удивленно приподняв брови, проговорила Анна. — Я спрашиваю, сколько стоит моя затея?
— Жизнь. И больше ничего.
— Вам никто не говорил, что вы странная? — Анна вскочила с дивана. — Что вы такое несете? — Ее лицо исказило негодование. Она не очень обрадовалась тому, что услышала. Деньги — это понятно. Но жизнь…
Джина поднялась следом за дочерью. Она испугалась.
За дочь.
— Не спорь, — неожиданно для самой себя и для дочери произнесла она очень твердым голосом. — Не спорь. И мой тебе совет: оставь эту затею. Переезжай вместе с сыном к нам с отцом, пока не поздно…
Анна не дала ей досказать.
— Хватит, надоело! Пошли отсюда.
Она твердыми шагами направилась к выходу, резким движением распахнула ветхую дверь и уже минуту спустя стояла на улице.
Джина задержалась на пороге.
— Извините ее, — смущаясь, попросила прощения она. — Она еще так молода.
— Мне очень жаль, что она не слышит голос разума. — Старая вещунья безразлично повела плечами.
Джине нечего было сказать. Она немного постояла, словно хотела что-то еще спросить, но так и не решилась, после чего вышла следом за дочерью.
Странная женщина проводила ее грустной улыбкой и с сожалением покачала вслед головой. Но ничего не сказала.
Хотя могла бы.
Когда Джина очутились на улице, Анна уже сидела в своем длиннозадом «понтиаке». Джина подошла к ней и, заглянув через открытое стекло, умоляя, проговорила:
— Не делай глупости, доченька, прошу тебя. Зачем платить такую огромную цену за чужое счастье?
— Это моя жизнь, — сказала дочь, как отрезала, и тут же добавила: — Все равно будет как я хочу. Это ты, дура, послушалась эту полоумную, поэтому и живешь всю жизнь в нищете и нюхаешь вонючую рыбу. Надо было отстаивать свои права! Смотреть на тебя противно! Ты хоть сама-то смотрела на себя в зеркало, на кого ты стала похожа?!
— Анна! — ахнула Джина.
— Иди домой, мама. — Анне надоело слышать причитания матери. И, прежде чем завести машину, она добавила: — Дура твоя гадалка. Без нее обойдусь.
В этот же день она, не заезжая домой, отправилась в церковь и поставила Николь толстую свечу.
За упокой.
Домой она вернулась после обеда с чувством выполненного долга. Сэйри ее встретила недобрым взглядом, и, когда та отвернулась, Анна по-ребячески выставила язык, словно дразня, и тут же, шелестя платьем, проскользнула мимо нее к ребенку. Анна старалась больше не связываться с Сэйри Бак.
— Как вел себя мой Тедди? — спросила она у миссис Томпсон, поднявшись к сыну.
— Хорошо, миссис. — Темнокожая нянька была немногословна.
Анна поцеловала малыша в маленький лобик и, оставив его на попечение миссис Томпсон, ушла к себе. Где до прихода Марка развлекала себя тем, что примеряла новые платья, которые недавно купила.
Ни о чем плохом она не думала.
К сыну не наведывалась. Даже когда он пару раз всплакнул.
Зачем, если его есть кому успокоить, накормить, напоить и переодеть?
Уже вечером она ужинала с Марком, облачившись в одну из обнов.
Марк, как всегда, ничего не заметил.
Анна, как всегда, молча проглотила обиду.
Ужин был неизменно прекрасным и обильным. Рыба, отваренная на пару, молодой картофель в масле с зеленью, лангусты в каком-то умопомрачительном соусе, сухое вино, пирог со сливами. Марк не отказывал себе в удовольствии поесть.
