голосе слышны первые нотки истерики. — Ты кто вообще такой, чтобы решать за меня?
— Почти ангел-хранитель.
С шумом выдыхаю, понимая, что этот придурок просто действует мне на нервы. Может, у него хобби такое, а? Любит он доводить людей до ручки. Или того хуже, любит ломать людям жизнь. И на этот раз выбрал меня в качестве жертвы.
— Слушай, оставь меня здесь, — тычу в сторону дороги, понимая, что нет никакого желания находиться в одной машине и вообще продолжать с ним поездку.
И дальнейшее общение продолжать тоже нет никакого желания.
— Нет. Мы едем в ресторан.
— В ресторан? Что?
Чем дальше в лес, тем… страшнее.
— Какой, к черту, ресторан? — повторяю свой вопрос, чувствуя, что не успеваю за его безумными идеями.
— Такой. Была когда-нибудь?
Нет, еще и издевается.
— Не была и не собираюсь туда идти с тобой. Останови, я никуда не поеду дальше.
— Успокойся, малыш, это для дела. А не от того, что я хочу тебя покорить столичной романтикой.
— Для какого еще дела?
— Чета Бариновых будет ужинать там сегодня вечером. Нам нужно укрепить свои позиции и показать всю искренность чувств.
Никита говорит это все совершенно невозмутимым тоном, точно обсуждает прогноз погоды на завтрашний день. И даже не спрашивает, хочу ли я присутствовать на этом ужине, просто ставит перед фактом.
Ну уж нет, так не пойдет.
— Я никуда не еду. — Произношу это почти по буквам.
— Едешь.
— Нет.
— Едешь со мной, и тогда можешь остаться на побегушках у Соколовских.
Кончики пальцев покалывает, так сильно мое желание съездить ему по наглой морде.
— Это, что, шантаж?
— Нет, это здравый бартер.
— Здравый бартер, как же! Это твои эгоистичные хотелки. И плевать я на них хотела! Выпусти или позвоню в полицию, скажу, что мы меня украл…
Бес так резко тормозит у обочины, что я ударяюсь затылком об изголовье кресла, больно клацнув зубами. Вот ведь мерзавец!
— У нас был уговор, если ты забыла. — Голос Никиты вдруг переходит на низкий шепот, и от этого становится еще более пугающим. — Ничего с тобой не случится от одного ужина.
— Я не хочу. И вообще, всё это похоже на принуждение.
Не дожидаясь его ответной реплики, решаю воспользоваться моментом и выйти из машины. Мне все осточертело, надоело быть марионеткой в его власти. Отстегиваю ремень, нашариваю ручку двери… Но не тут-то было — Бес резко перехватывает меня за локоть и с силой тянет на себя, от чего я оказываюсь прижата к его мощной груди.
— Пусти! — почти рычу я, чувствуя, как в живот больно упирается переключатель коробки передач.
— Ты еще знаешь, что такое принуждение и шантаж. — Снова тихий шепот, от которого мурашки по коже. Никита переводит тяжелый взгляд на мои приоткрытые губы, заставляя меня сглотнуть. — Или ты едешь со мной, или уже завтра вылетишь с работы. Вот это называется шантаж. Заметь, не я это начал, а ты сама.
Господи, он точно сумасшедший!
Бросив еще один взгляд, Бес отпускает меня так же резко, как и притянул.
А я даже не знаю, что сказать в ответ. Моя гордость вновь втоптана в землю, раскатана огромным катком под названием «Бесовский Никита». И это не из-за угрожающих ноток в его голосе, это из-за того безумного огня, что мелькнул в его взгляде. Он ясно дал понять, что не шутит, и снова не оставил мне выбора.
Никита (Бес)
Чувствую какое-то ненормальное удовлетворение, когда загоняю крошку Лолу в тупик. Если она думала, что эту игру мне придётся тянуть в одиночку, то сильно ошибалась.
Я вообще не понимаю, чего ей спокойно не живется? Какого черта она поперлась работать в офис отца Коляна? Он тот еще сноб и любитель помучать сотрудников невыполнимыми заданиями.
Естественно, это не главная причина того, почему я злюсь на Лолу. Причина в Соколовском, с которым она миловалась у меня на глазах.
Въелся на неё, точно мы в реале пара.
Продолжаем путь в полнейшей тишине. Я и не ожидал, что будет легко.
— И что, мы прямо вот так заявимся в ресторан? — все-таки не выдерживает малышка Лола.
— Как так?
— Ну… — разводит руками, словно не зная, как объяснить. — Ты. Я. В будничной одежде.
— Тем лучше, крошка, сразу видно, что нас мало волнует мнение окружающих — мы пришли просто набить животы кулинарными изысками.
— Изыски пробуют, а не животы ими набивают, — фыркает Лола, врубая тон всезнайки.
— Можно подумать, ты когда-либо бывала в таких местах.
— Ну и… Какой же ты, все-таки, грубиян!
Знаю. И не пытаюсь казаться лучше, чем я есть. У меня вообще по жизни кредо такое — сначала идёт мое «Я», а за ним весь остальной мир.
— Но я ведь угадал? — ухмыляюсь краешком губ, продолжая дразнить девчонку.
Сам не знаю, может я так подпитываю свою внутреннюю энергию?
— А что если, да? — Лола упрямо вскидывает подбородок. — Не бывала никогда в ваших дорогих ресторанах, не пробовала ни фуагру, ни еще каких-либо кулинарных изысков. Это делает меня хуже вас?
— Не делает, — отвечаю ей на полном серьезе. — Просто ты многое упустила, малыш. Это вкусно. Попробуешь, поймешь.
— Я не буду ничего есть, спасибо!
Как-то слишком импульсивно произносит эту фразу, точно боится, что я закажу кучу еды и заставлю её расплачиваться за это.
Нет, ну я хоть и грубиян и эгоист, все-таки не подлец какой-то.
— Расслабься, нимфа, я угощаю.
— Не нужно, не стоит.
Снова зажалась, мотает головой испуганно, глазки выпучила свои кристально-чистые, голубые. Кажется, до меня начинает доходить, насколько серьёзен для неё вопрос денег — трясется за каждую копейку.
А так как я не привык юлить, решаю спросить прямо в лоб:
— Боишься, что придется платить за ужин?
— Вот еще! — храбрится и хорохорится нимфа, а сама точно преступник, пойманный на месте преступления.
— Не переживай, я воспитан в самых лучших традициях старого джентльменского клуба.
Лола не выдерживает и вновь фыркает, чуть качая головой.
— Что смешного?
— Слышать от тебя слова «воспитан» и «джентельмен» в одном предложении.
— Дерзишь? — бросаю на нимфу насмешливый взгляд. Забавно с ней пререкаться, ей богу, как школьники, выясняющие отношения.
— Да. С тобой нельзя по-другому.
— Можно, малыш.
— Ты невозможен.
— Знаю.
Не могу сдержать улыбки, когда Лола корчит рожицу и отворачивается к окну. Строптивость из этой козочки так и прёт. Мне кажется, она даже не подозревает, что будь она чуть посговорчивее и мягче, то уже давно бы получила то, о чем другие и мечтать не могут. Даже Баринова.
— Прошу, — открываю
