Сгорая от нетерпения, Фиона осторожно дотронулась кончиками пальцев до его руки. Прикосновение было нежным, как перышко, но и этого оказалось достаточно.
Она почувствовала, как Берн задрожал, затем со слабым стоном наклонился к ней и прижался губами к ее губам.
Ее тело напряглось, когда он приподнялся на локтях и навис над ней. Они не дотрагивались друг до друга, соприкасались лишь их губы. Это был самый потрясающий, самый соблазнительный поцелуй в ее жизни. Через секунду она уже пылала от желания.
Фиона так долго ждала этого, целыми днями мечтала о Берне. Не в силах сдерживаться, она обвила его руками и бесстыдно выгнулась навстречу ему.
Все его попытки быть нежным провалились. Берн запрокинул ее голову и начал целовать жадно, почти грубо. Его руки ласкали ее тело. Он провел ладонями по ее обнаженным плечам, приникнув губами к голубой жилке на шее.
Ей безумно захотелось дотронуться до него, и она дернула его рубашку вверх, пытаясь вытащить ее из джинсов. Ее руки задрожали, когда она почувствовала его горячую упругую кожу. Ладонями она гладила его крепкую грудь.
Берн застонал и освободил бретельки ее ночной рубашки.
— Ты невероятно красива, — прошептал он, когда опустил рубашку к талии, обнажив грудь Фионы.
Он накрыл губами ее сосок и легонько сжал его.
Фиона вскрикнула от наслаждения. Ее бедра прижались к нему, и она обхватила его ногами.
Внезапно она вскрикнула еще раз, на этот раз уже от боли в мышцах.
Берн тут же отстранился.
— Извини, — сказал он. — Я не хотел сделать тебе больно. Я… я забыл.
— Все в порядке, — ответила девушка, протягивая к нему руки, отчаянно желая, чтобы он вернулся. — Ты не можешь сделать мне больно. Это всего лишь судорога.
В самый неподходящий момент!..
Покачав головой, Берн взял ее руки в свои и отодвинулся от нее.
— Извини, я увлекся.
— Спасибо тебе за это, — прошептала она.
Он нежно улыбнулся, поднял бретельки рубашки Фионы и снова поцеловал ее в губы, очень мягко, и этот поцелуй был слабым подобием того, с которого все началось. Девушка страстно поцеловала его в ответ, но он уже был далеко от нее.
— Я не для того предоставил тебе приют в моем доме, чтобы соблазнять тебя, — сказал он.
— Какая жалость, — не удержалась она. — У тебя это так хорошо получалось.
Фиона увидела, что в его глазах промелькнуло удивление.
— Ешь свой ужин, а то остынет, — сказал он и вышел из комнаты.
Много позже, когда ужин был съеден, Фиона лежала в постели. Она была слишком возбуждена, чтобы уснуть. Теперь она знала, что сильно влюблена в Берна. Она никогда не встречала мужчин, подобных ему. Теперь жизнь без него не имела смысла.
Также Фиона понимала, что для него этот поцелуй ничего не значил, просто очередная интрижка. Но даже если он никогда не ответит ей взаимностью, она всегда будет его любить.
Стоя у окна в своей спальне, Берн смотрел на темные деревья. Смятые простыни на кровати служили доказательством, что ночь для него была беспокойной.
Фиона сводила его с ума, и он не знал, что с этим делать. У него в голове было множество мыслей, но он не мог зацепиться ни за одну из них.
Не было смысла притворяться, что она ему безразлична. Она очень много для него значит. И по всем признакам он тоже ей нравится. Каждый раз, когда он подходил к ней, каждый раз, когда поддавался искушению и целовал Фиону, он чувствовал в ответ ее страсть и желание.
Было трудно отрицать, что между ними существует притяжение.
Но что ему делать со своими чувствами? Что он хочет?
Все вокруг, включая его мать и друзей, говорили ему, что «пора начать жить заново». Он понимал: они имели в виду, что ему пора найти себе женщину.
Митч Лейтон не раз заводил этот разговор:
— Признай, Берн, что такому мужчине, как ты, женщина просто необходима.
Берн советовал бедному Митчу отправиться куда подальше и не лезть не в свое дело.
Теперь он понимал, что друзья хотели уберечь его от безрадостной жизни в будущем. Они не желали, чтобы он превратился в мрачного брюзгу и женоненавистника. Берн глубоко вздохнул, отошел от окна и лег в постель.
Жена, которую он любил, умерла три года назад и уже никогда не будет рядом с ним. Три года… Чуть больше тысячи дней… И ночей.
Неужели он на самом деле сможет справляться со всем один? Неужели он сможет прожить всю жизнь без женщины?
Когда на следующее утро Фиона зашла на кухню, она с удивлением обнаружила, что Райли уже отправилась в школу, а Эллен и Тед принялись за повседневные работы по хозяйству. Зато Берн все еще сидел за столом, допивая свой кофе.
Едва взглянув в его глаза, Фиона почувствовала покалывание во всем теле. Она надеялась, что не покраснела.
— Доброе утро, — с улыбкой сказал Берн. — Надеюсь, ты хорошо спала?
— Просто великолепно, — соврала она. — А ты?
Он усмехнулся и уставился на свою чашку.
— Бывало и лучше.
Фиона вздрогнула. Значит, он провел такую же беспокойную ночь, как и она сама!
— Как сегодня твои мышцы? — спросил он.
— Чудесно. Как новенькие.
— Врунья.
Она пожала плечами и улыбнулась.
— Да, ты прав. Еще немного больно, но я скоро поправлюсь.
Из ее спальни послышался звонок мобильного телефона. Берн вопросительно взглянул на девушку.
— Ты не хочешь взять трубку?
— Без толку, — ответила она, взяв кофейник и наполнив чашку крепким, ароматным напитком. — Батарейка села, и я ни с кем не могу поговорить. Все время прерывается. А телефон я не могу подзарядить, потому что адаптер сгорел в доме.
— Ты всегда можешь позвонить в офис и дать сотрудникам мой номер телефона.
— Спасибо, мне, похоже, придется воспользоваться твоим предложением, — она улыбнулась ему. — Но это все потом. В конце концов, им надо как-то без меня справляться. Я же в отпуске.
Она открыла ящик, где хранился хлеб, и взяла одну из булок, которые испекла Эллен.
— Я могу это взять?
— Конечно. — Берн вскочил на ноги. Он выглядел смущенным, потому что забыл об обязанностях хозяина дома. — Давай я тебе ее порежу.
— Не надо, спасибо. Я сама справлюсь.
Фиона нашла хлебный нож, аккуратно отрезала несколько кусочков и положила их в тостер. Затем села за стол, прихлебывая кофе в ожидании тостов.
— Я так понимаю, что работа у тебя довольно напряженная, — сказал Берн.
Она кивнула.
— Да, и становится все хуже.
Тосты поспели. Фиона положила их на тарелку и подсела к Берну.
Он смотрел, как она намазывает поджаристый хлеб маслом, и сказал:
