Пока Лайл прокладывал себе дорогу к Оливии, он заметил Бейли. В отличие от всех остальных горничная сохраняла ясную голову, хладнокровно подталкивая двух леди в сторону двора.
Тут его внимание снова привлек голос Оливии.
— Вы — позор всех представителей мужского пола, погрязшего в невежестве! — услышал он ледяной тон Оливии, которому она, должно быть, научилась у Рэтборна.
Оглушенный ударом, пьянчуга лежал там, где упал, и, моргая, смотрел на нее.
Самое время ей исчезнуть. Но нет.
— Джентльмен набивает себе шишки и учится на них! — продолжала разъяренная Оливия. — А вы пристаете к женщинам! Вам должно быть стыдно, пьяный драчун. Жаль, здесь ни у кого не нашлось достаточно мужества, чтобы задать вам достойную трепку.
— Так его, мисс, скажите ему! — закричал кто-то сзади с безопасного расстояния.
— Всегда держится заносчиво.
— Его никто не трогает, потому что он сын сквайра.
Они все жаждали шумной драки. В обычной ситуации Лайл с радостью поучаствовал бы в ней. Ему доставило бы огромное удовольствие как следует вздуть этого осла, чтобы надолго запомнил.
Но драка — вещь непредсказуемая, а Оливия в таком состоянии была точно так же непредсказуема. Он боялся, что ее попросту могли убить.
Лайл похлопал Оливию по плечу. Она нетерпеливо оглянулась, яростно сверкнув синими глазами, и опять вернулась к своей тираде.
Лайл сомневался, учитывая состояние, в котором она находилась, что она вообще узнала его. Поэтому ему оставалось только одно.
Он вплотную подошел к ней сзади, обхватил рукой через правое плечо и под левую руку, толкнул ее бедром в поясницу, чтобы лишить равновесия, и поволок прочь. Оливия упиралась, но неудобное положение тела не оставляло ей никаких шансов на сопротивление. Она могла только пятиться назад, туда, куда ее тащил Лайл, без остановки осыпая его проклятиями.
— Я с ним еще не закончила, черт тебя дери! Я не ухожу! Отпусти!
— Умолкни, — сказал Перегрин. — Мы должны отсюда убраться раньше, чем сюда явится деревенский констебль, все узнают, кто ты такая, и это опять попадет в газеты.
— Лайл?..
— А кто же еще?
— Нет! — после короткой паузы взвизгнула Оливия. — Убери от меня свои руки! Я еще не закончила с этим здоровенным пьяным тупицей!
Оливия попыталась лягнуть его, но он старался не подставлять свои ноги, пока тащил ее по булыжникам к экипажу.
— Если ты не уймешься, клянусь, что оглушу тебя, свяжу и заткну рот кляпом, а потом отвезу прямо в Дербишир, — пригрозил Лайл.
— Ой-ой-ой, ты такой большой и сильный! Прямо дрожу от страха!
— Или, может быть, брошу тебя связанной у дороги.
Хозяин постоялого двора, который вышел за ними следом, забежал вперед, чтобы раньше лакея открыть дверцу экипажа. Лайл подтолкнул Оливию на подножку. Она, споткнувшись, упала в карету, и горничная подхватила ее. Лайл с грохотом захлопнул дверцу.
— Трогай, — приказал он кучеру. — Я поеду следом.
Он смотрел, как экипаж выезжает со двора.
— Благодарю вас, сэр, — сказал хозяин. — Леди лучше держаться подальше от таких дел. С глаз долой — из сердца вон, как я всегда говорю.
— Простите за беспорядок, — проговорил Лайл, сунув ему в руку кошелек с монетами.
Он быстро отыскал Николса и лошадей и спустя несколько минут снова был на Старой Северной дороге. Она его прикончит. Если он не прикончит ее раньше.
Уэр, Хартфордшир
Двадцать одна миля от Лондона
Объявив, что они проголодались, леди Купер и леди Уиткоут вышли из экипажа и поспешили на завтрак в харчевню «Голова сарацина».
Оливия отправила с ними Бейли, а сама осталась в карете, пытаясь собраться с мыслями. Ей необходимо было подумать о том, как быть с Лайлом.
Спокойно думать ей мешало раздражение из-за собственных просчетов и усталость. Даже щебетание двух старых дам, пусть даже таких милых, не помогало. Они увидели, как Лайл отбросил кого-то в сторону со своего пути, и это стало для них самым волнующим зрелищем за долгие годы. Они без остановки будут болтать об этом, размышляя в своей вульгарной манере о его мускулах, выносливости и тому подобном.
Их разговоры вернули Оливию к воспоминанию о теплом давлении сильной руки Лайла, прижатой к ее телу. Она до сих пор ощущала его руку, словно он оставил на ней свой отпечаток, будь он неладен.
Не стоит обращать внимания. Он человек, в избытке обладающий мужской энергетикой, что вызывает сильные ощущения, но она возьмет себя в руки.
И потом, это же Лайл. Естественно, он рассердился и появился гораздо раньше, чем она думала.
Оливия знала, что он поедет за ней. Лайл считал себя ее старшим братом и по натуре был защитником. Более того, как всякий другой мужчина, он считал себя бесконечно разумнее и способнее любой женщины. Ни один мужчина не позволит женщине взяться за что-то, за исключением домашнего хозяйства и детей, а в высших кругах женщинам и эту сферу доверяли редко.
Даже мать Оливии, которая не закрывала глаза на сложность и своеобразие ее характера, знала, что дочь вполне способна и длительное путешествие подготовить, и поместье восстановить. Она, конечно, не собиралась заниматься этим одна, но могла бы.
Что ж, в таком случае все идет по плану, кроме непредвиденного инцидента в «Соколе», от которого Оливия получила удовольствие. У обидчика было забавное выражение лица, когда она залепила ему перчаткой по щеке.
Но потом пришел Лайл и уволок ее…
Дверца кареты открылась.
Перед ней стоял и смотрел на нее Лайл, вокруг одного серебристо-серого глаза расплылся синяк, переливавшийся всеми цветами радуги.
— Тебе лучше пойти позавтракать сейчас, — сказал он. — До полудня мы больше не будем останавливаться, чтобы перекусить.
— Мы? — удивилась Оливия. — Ты же не собирался ехать. Ты предпочтешь жить нищим в Египте или умереть с голоду, чем уступить родителям. Ты ведь решил, что поездка в Шотландию хуже, чем смерть.
— Должен заметить, что путешествие с тобой делает эту поездку еще более роковой! — отрезал Лайл. — Так ты хочешь есть или нет? Пройдет много времени, прежде чем тебе предоставится другой шанс.
— Не ты руководишь нашей поездкой, — возразила Оливия.
— Теперь я, — парировал он. — Ты вынудила меня сделать это. Теперь тебе придется делать все по-моему. Ешь или голодай, решать тебе. Пойду взгляну на ту самую знаменитую кровать.
Оставив дверцу кареты открытой, Лайл повернулся и пошел на постоялый двор.
Оливия влетела в спальню спустя десять минут.
— Ты… — начала она. Но даже в слепой ярости она не могла не заметить кровать, от вида которой у нее пропал дар речи. — Боже мой! Какая громадина!
