Конечно, Свенельд не мог знать, что все случится как раз наоборот. Цимисхий охотно пошел на переговоры с русами, бывшие противники подписали взаимную хартию, поклявшись друг другу не нарушать мира никогда и ни за что: «Если же не соблюдем мы чего‑либо из сказанного раньше, пусть и я, и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, и Перуна, и Велеса, скотьего бога, и будем желты, аки золото, и своим оружием посечены будем!»
Русы ушли из Болгарии мирно и с добычей, однако обратный путь оказался долог и труден, похуже иной войны. Зимовали в Белобережье, пережили страшный голод. В довершение всего на днепровских порогах их поджидали печенеги, предупрежденные греками. В бою был убит Святослав, и печенежский князь Куря сделал из его черепа чашу, из которой и пил отныне. Полегла вместе со своим предводителем почти вся русская сила, и только Свенельд со своей дружиной пробился через заслоны кочевников и вернулся в Киев.
Почти без добычи. Но – с пленницей. Подарком князеву сыну Ярополку.
Вернее сказать, подарком князю киевскому.
* * *
Было у Святослава три сына. Два – от княгини, а один от ключницы Малуши. Собираясь в дальний боевой поход в Болгарию, из которого он вполне готов был не вернуться (словно чуял!), князь раздал сыновьям уделы: Ярополку – Киев, Олегу – Древлянскую землю (некогда она стоила жизни его деду, Игорю Рюриковичу).
Сыну ключницы Владимиру досталось княжение в Новгороде – другим братьям ехать в северную глушь не хотелось. Но под покровительством своего дяди – храбреца Добрыни – Владимир ничего не боялся.
Он стал князем девяти лет от роду, а когда ему исполнилось пятнадцать, до Новгорода дошла пугающая весть: Ярополк и Олег повздорили, стали между собой воевать – и в бою Олег был убит…
Весть потрясла молодого князя. Нет, он не горевал о младшем брате: Святославичи друг друга с детства терпеть не могли. Владимир встревожился! Такой прыти от тихого Ярополка он не ожидал. Убил Олега, вотчину его под себя подгреб. А не захочет ли он простереть загребущую длань до Новгорода? Была бы дружина – можно было бы не только вотчину отстоять от посягательств брата, за которыми, Владимир не сомневался, дело не станет. Можно было бы и самому на Киев пойти!
Когда эта мысль лишь зародилась, Владимир испугался ее дерзости. Но страх прошел уже через мгновение, сменившись раздумьем: а как бы это половчее да понадежней все устроить? Силы мало в Новгороде, вот беда. И для обороны‑то мало, а для нападения – тем паче. Вот кабы у Владимира было войско, подобное войску отца Святослава или деда Игоря, у которого в дружинниках имелись даже природные варяги, известные своей воинственностью…
И тогда Владимир отправился в Свейскую землю, то есть в Швецию, чтобы собрать дружину варягов, которой не было бы равных, которой не смог бы противостоять киевский князь.
Вернувшись с войском, послал сказать Ярополку: «Владимир идет на тебя, готовься с ним биться».
Да, теперь ему было мало прежней власти и прежней доли. «В Киев, в Киев!» – эта мысль не давала покоя. Но когда еще он доберется до Киева! А поражение брату хотелось нанести уже сегодня, уже сейчас хотелось испытать в бою силу своей дружины.
И тут до Владимира дошла весть, что Ярополк заслал сватов к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода. И вроде бы сваты эти даже получили согласие полочан.
Владимиру загорелось отбить у брата желанную княжну. Не много ли с него будет, с Ярополка?! Уже владеет прекрасной грекинею, добытой для него отцом в далекой болгарской земле. Ее Владимир не видел, но от людей слышал, что прекраснее ее может быть только сама Лада. Между прочим, и о красоте Рогнеды знатоки отзывались именно так: прекраснее ее, дескать, только сама богиня любви…
А не много ли с Ярополка богинь?! Почему бы одной из них не обладать Владимиру? А еще лучше – обеими?
Но грекиня подождет. Сначала – полоцкая княжна!
И Добрыня отправился сватать Рогнеду за Владимира.
Рогволод Полоцкий славился как человек умный и осторожный, прекрасно осведомленный о том, какое опасное завелось соседство у него в Новгороде. О дружине Владимира, набранной в Свейской земле, он тоже был наслышан. Рогволод, варяг по происхождению, знал, что такое бойцовское мужество викингов. Говорят, у Владимира отборные воины, все сплошь берсерки, которых в битве охватывает божественное безумие, а потому им невозможно противостоять. Да и сами новгородцы, и чудь, и кривичи – отважные, испытанные бойцы. С Владимиром надлежало договориться миром. Однако… однако Рогволод был киевским данником. Мыслимо ли поссориться с князем Ярополком?!
Пометавшись меж двух огней, Рогволод решил передать решение на волю дочери. Он‑де не хочет неволить Рогнеду и предоставляет ей право выбора. Как она пожелает, так оно и будет.
Не иначе, боги прогневились на него – вот и лишили разума. Лишили разума – и погубили…
Шестнадцатилетняя Рогнеда, эта зеленоглазая красавица с волосами цвета бледного золота, давно истомилась от жизни в полоцкой глуши. О том, что благосклонные боги наградили ее редкостной красотой и даром смущать сердца мужчин, она знала давно. Ее руки просили многие, однако лишь один из возможных женихов казался ей достойным внимания. Ярополк, князь киевский! Богат, могуществен, молод, красив…
Правда, насчет красоты – это одни разговоры, Рогнеда Ярополка никогда не видела. Впрочем, это неважно. Зачем мужчине – тем паче князю киевскому! – красота? Довольно с него и власти, и богатства! Словом, Ярополк был именно тем человеком, женой которого своенравная Рогнеда хотела бы стать. Правда, у него в Киеве имелась какая‑то грекиня, но она старуха, ей уж за двадцать, к тому же безродная полонянка. Рабыня! Ярополк не может любить ее. А хоть бы и любил! Став княгиней киевской, Рогнеда не потерпит рядом с мужем никаких других женщин.
Словом, она решила сказать «да» Ярополку, как вдруг прибыл могучий богатырь с упрямыми серыми глазами, назвавшийся Добрыней, дядей и воеводой новгородского князя Владимира. И потребовал – именно потребовал! – от Рогнеды немедля отправиться с ним, чтобы сделаться женой его господина.
Добрыня – дядя Владимира. Его сестра и мать новгородского князя, Малуша, – рабыня. Выйти замуж за рабынина сына? Пред сыном рабыни встать на колени, снять с него сапоги, прежде чем взойти с ним на брачное ложе? Покориться его плоти? Родить от рабынина сына еще одного раба?!
Кровь бросилась Рогнеде в голову. Она не могла понять, отчего отец не выгнал наглеца взашей, не велел затравить его псами еще в городских воротах. Позволил говорить с дочерью! Он что, забыл, как Рогнеда умеет отвечать таким вот неотесам? Ну что ж, она им всем напомнит об этом!
