Засада на живца с подстраховкой – паршивая вещь, но иногда совершенно необходимая и единственно возможная. Сэм слишком давно работал в полиции и знал, какое количество действительно опасных преступников осталось бы на свободе, не пойди полиция на НЕКОТОРОЕ превышение своих полномочий…
Ведомый тем же шестым чувством, Сэм Каллахан осторожно двинулся вокруг особняка, бесшумный и неотвратимый, как Возмездие…
Джеки затихла в его объятиях, перестала плакать, и Рик осторожно укачивал ее, монотонно и тихо рассказывая всякие неинтересные, с его точки зрения, байки из собственной вполне обыкновенной жизни. Луна сползла куда-то в сторону, стало светлее, и на траве проступила седина росы.
– …Вот, а после академии я сразу вернулся сюда. Вообще-то была возможность поехать в крупный город, но мы такая малахольная семья… Даже Шон, перекати-поле, все время сюда возвращается. Короче, соскучился я по своим, вот и вернулся. Батя обрадовался. Он ведь на самом деле не только в нашем городке трудится. По площади его участок пол-Европы закроет, не меньше. Дряни здесь поменьше, чем в твоем Нью-Йорке, но тоже хватает. В основном браконьеры. Злой народ. Им есть что терять, а нас они не сильно боятся.
– Почему?
– Тут ведь лес, Джеки. Вот, положим, едем мы с напарником и натыкаемся в семидесяти милях отсюда на небольшую группу пожилых скаутов, разделывающих еще теплую лосиху с лосятами. Для них это навар в сто штук, не меньше, им есть что терять. А для нас – нарушение закона. И мы обязаны с ним бороться. Только нас всего двое и у нас по два ствола на нос, а у них целый арсенал.
– Но ведь в полицейских стрелять нельзя…
– И кто их найдет, тех полицейских? Ну, вынесет разбитую машину на сотню миль дальше по течению. Рации не везде пробивают. А трупы… Гризли и росомахе на один укус. Через неделю трава прорастет сквозь то, что осталось, никто не найдет. Расчет подлый, но верный. Короче, здесь не проходят всякие штучки типа «Вы имеете право хранить молчание, положите оружие на землю и медленно повернитесь…»
– Ты стрелял на поражение?
– Ну… да, приходилось. И по горам за ними гонялся. Это когда они папу подстрелили и ушли через перевал. Рассердился я тогда очень. Один поперся.
– А их сколько было?
– Четверо. Один потом в пропасть сорвался. А троих я взял.
– Ой, Рик…
– Ты чего? Да не дрожи так, все нормально. Правда, обратно было трудно их тащить. Они-то дрыхли, жрали, сра… все как надо, короче, а я вот трое суток не спал. К концу вторых суток глюки начались, так я себя ножом колол, чтобы не заснуть. Ничего…
– Бедный ты мой.
– Джеки?
– Что, мой хороший?
– У меня есть еще одна история. Про нее только папа знает…
…Я немножко успел поработать в большом городе. В Городе Ангелов. В Городе Грехов. Сразу после академии.
Крупные рыбы. Ну, в смысле преступники – редко попадаются, вместо себя они обычно подставляют подростков, таких, кому ответственность не светит.
Мы накрыли один такой притон. Операция была в самом разгаре, когда он рванул в окно. На вид он всегда был совсем мальчишкой, но лет-то ему было вполне достаточно. Ронни Малыш, так его звали. Он торговал наркотиками с двенадцати лет, держал под собой десяток малолетних проституток и был замешан по меньшей мере в трех убийствах. Хороший у него был список, верно?
Я погнался за ним. Был уверен, что возьму его спокойно, без стрельбы и лишнего шума. Дыхалка у Ронни была никуда, сказывался стаж наркомана. Но он спасал свою жизнь и потому несся как заяц. Потом споткнулся и упал. Выстрелил в меня с земли. Попал в ногу. Я отключился на несколько секунд, потом открыл глаза, попробовал сесть – и тут мой напарник заорал мне: «Рик, сзади!» Я развернулся и выстрелил. Инстинктивно. Так меня учили.
«Питон» называется моя пушка, Джеки. Называлась вернее. Специальная разработка для спецподразделений. Это только в кино после выстрелов красиво умирают и даже успевают произнести монолог. «Питон» с десяти метров пробивает в человеке дыру, в которую можно просунуть кулак.
Я даже не понял, кто там упал. Потом подполз поближе и увидел. Ему лет пятнадцать было. Ходил в помощниках у Ронни. Мы его знали, он, наверное, с рождения в полиции на учете состоял. Но ему было пятнадцать лет…
Потом меня штопали, останавливали кровь, а я все смотрел на этого парня. Он лежа был еще меньше. И пушка в руке. Потом уж я узнал, что он двоих наших успел из нее положить. Но лежал на земле передо мной мальчик. И это я его убил.
В больницу меня отвезли в ближайшую, нашу. Тюремная больница. Мы не шьем, а штопаем, говорил всегда тамошний хирург, но меня они зашили на совесть. Уже там меня навестил мой начальник и сказал, что, хотя расследование и будет проведено, беспокоиться не о чем. Мол, это по любому была самооборона, а еще и двое наших сотрудников убиты…
Но я-то видел его, Джеки. Маленького мальчишку с неестественно вывернутой рукой. Пистолет казался огромным, такой он был щуплый, паренек этот.
Я знаю, зря я это сделал, но только через пару дней я сбежал из госпиталя и поперся на похороны. Адрес мне дали в управлении. Я шел с палкой, еле-еле и очень хотел не успеть, упасть, потерять сознание. Я трусил, Джеки.
А на кладбище никого не было. Только пастор, старичок такой смешной, да мать этого паренька с двумя девчушками. И гроб уже в могиле лежал. Я глазам своим не поверил, думал, может, я ошибся. Гроб был совсем маленький, Джеки. Белый, узкий, из простых досок. Детский гроб.
А потом пастор дочитал молитву, и эти девчушки, совсем маленькие, бросили на крышку по горсти земли. Подошли могильщики и стали забрасывать могилу. Жара тогда стояла дикая, прямо как сейчас, Джеки. Земля была совсем сухая, спекшаяся. И ее комья стучали по крышке, как выстрелы.
А потом я хотел подойти и тоже бросить землю, хотел что-то сказать его матери, даже, кажется, начал говорить, но тут она подняла на меня глаза.
Она меня не ударила, Джеки, не обругала, не прокляла. Просто стояла и смотрела. Ничего больше я не помню. Говорят, в управление я пришел без палки и белый как полотно. А потом один парень из наших спецов хлопнул меня по плечу и сказал, что нечего так переживать из-за какого-то ублюдка… И тогда я его избил. Я этого не помню, честно говоря. Туман у меня стоял перед глазами, Джеки. И глаза той женщины.
Меня тут же отстранили и отправили в бессрочный отпуск по ранению. Начальник заступился, поэтому обошлось без скандала. Служебное расследование проводили года полтора, но это все ерунда. Это не главное. Главное, Джеки, то, что с того самого дня я перестал спать. Только закрою глаза – и она стоит. Смотрит на меня. И земля стучит по крышке гроба. Белого, маленького. Детского гроба.
