Меня тут же отстранили и отправили в бессрочный отпуск по ранению. Начальник заступился, поэтому обошлось без скандала. Служебное расследование проводили года полтора, но это все ерунда. Это не главное. Главное, Джеки, то, что с того самого дня я перестал спать. Только закрою глаза – и она стоит. Смотрит на меня. И земля стучит по крышке гроба. Белого, маленького. Детского гроба.
Ты вся дрожишь, Джеки? Прости. Я должен был тебе это рассказать. Или вообще не должен был рассказывать… Но, честно говоря, я рассчитываю прожить с тобой еще лет пятьдесят, так что лучше уж все по-честному.
Вот такая, Джеки, история…
На самом деле история та закончилась совсем иначе. Рик помнил ее до сих пор так же хорошо, словно, она произошла пару месяцев назад, а не десять лет… Маленький домик в предместье Лос-Анджелеса он отыскал не сразу. На узкой грязной улочке дома были похожи, словно близнецы. Подслеповатые окна, выщербленный кирпич, ржавые кровли…
Рик постучал в облупившуюся дверь и стал ждать. Когда за дверью откликнулся женский голос, сердце у него глухо бухнуло и провалилось куда-то вниз. Ему мучительно хотелось оказаться за сто миль отсюда, но он знал, что это невозможно. Надо отдать все долги.
Дверь открыла худощавая женщина средних лет. Просто одетая, очень грустная, она торопливо вытирала тряпкой мокрые руки, а при виде офицера полиции – форму Рик так и не снял – тихо ахнула и схватилась за косяк. В серых усталых глазах плеснул страх. Рик заторопился.
– Простите, если напугал вас, мэм. Все в порядке. Я только хотел… Могу я войти?
Рик отлично знал и этот район, и все прочие подобные районы столицы Греха. Глаза и уши тут были не только у стен, но даже у мусорных бачков.
Женщина отодвинулась в сторону и нерешительно кивнула.
– Проходите, коли пришли. Я-то перепугалась, не случилось ли что с девочками. Они гостят у своей тетки. Это в Санта-Каталине.
Она провела его в крошечную гостиную, бедную, но чистенькую, скудно обставленную дешевой мебелью. На допотопном комоде стояла фотография в дешевой рамочке, и при виде нее у Рика снова зашлось сердце.
Худенький паренек с настороженным, немного хищным лицом смотрел прямо в объектив. Потрепанные джинсы, футболка с названием молодежной рок-группы… Обыкновенный мальчишка, каких пруд пруди в любом районе Лос-Анджелеса, вообще по всей стране.
Но у этой женщины он был один-единственный.
Рик Каллахан не стал садиться. Он помолчал, собираясь с силами, и выпалил:
– Мэм, я тот самый полицейский, по вине которого погиб ваш сын. И я приношу вам свои искренние соболезнования и извинения, хотя знаю, что это звучит глупо и кощунственно. Если вы не укажете на дверь сразу же, то знайте, я готов помочь вам, чем смогу… если здесь вообще можно чем-то помочь.
Силы разом кончились, но с души словно свалился огромный груз. Рик чувствовал себя вымотанным, как после непосильной работы.
Женщина тихо охнула, приложила ладонь ко рту. Прошли века, прежде чем она заговорила. Голос ее звучал надломленно, но ровно:
– Я и то смотрю, лицо ваше мне вроде знакомо. Вы ведь были на похоронах, верно? Да, не думала я…
Рик стоял, окаменев, боясь вздохнуть. Внезапно женщина стремительно приблизилась. Ударит, спокойно подумал Рик. Ударит и выгонит взашей. Ничего. Это правильно. Ты это заслужил.
Ничего не случилось. Женщина с усталыми глазами просто взяла его за руку.
– Ты еще совсем молодой, сынок, а голова сединой прибита. Тяжкая у вас работа, я знаю. Садись. Ты высокий… Как мой Джонни. Да, не думала я, что ты придешь. Что хоть кто-то из ваших придет. Думала, побоитесь. Или просто не обратите внимания.
– Я был ранен. Поэтому не пришел сразу.
– Я помню, ты с палкой был на кладбище. Это ведь Джонни тебя ранил?
– Нет. Не он. Другой. Главарь банды. Подонок и негодяй. Он сел и сел надолго. Возможно, навсегда. Это не вернет вам сына, мэм, но… но больше он никому не причинит зла. Не заставит страдать ни одну мать. Я не оправдываюсь, я просто хочу, чтобы вы это знали.
Она кивнула, села с ним рядом. Помолчала немного, потом заговорила, глядя в сторону:
– Я одна их ращу. Отец Джонни меня бросил, а девочки от другого человека. Он умер. Пил много. Работал на верфи, вот и пил. Я за него вышла, чтобы у Джонни был отец, хоть какой. А вышло только хуже.
Про банду я давно знала. Джонни в ней с десяти лет. Я работала на трех работах, да девчонки маленькие, да дом, стирка, уборка… Знаю, все так говорят. Я не оправдываюсь. Упустила я моего мальчика.
К четырнадцати годам с ним и вовсе сладу не стало. Я, дура, все по старинке боялась, чтобы он пить не начал, на отчима насмотревшись, а он, оказывается, наркотики уже попробовал. Этот Рональд… он страшный был парень. Все его боялись, даже взрослые. Малолеток под себя подобрал и творил, что хотел.
Когда уж я узнала все, то у Джонни и в ногах валялась, и выпороть пробовала, и уговаривала, только все зря. Зелье это его уже крепко держало. Единственное, сестренок он очень любил. Все говорил, что скоро у нас будет много денег, и тогда он всех нас отсюда увезет, туда, где нет никаких бандитов. А какие деньги, если он даже мои, спрятанные, выискивал и на наркотики тратил?
И с пистолетом он уже давно ходил. Наверное, надо было самой в полицию заявить, да как же на родного сына… А вышло еще хуже, вот как.
Ты не виноват, сынок. Я знаю. Только прощения у меня не проси, не надо. Дело даже не в том, прощу я тебя, не прощу… Сын он мне был. Плохой, глупый, злой, бандит – а все ж таки сын. Но и ты не виноват. Я понимаю.
У тебя глаза хорошие. И пришел ты не по приказу, не по службе, я это поняла сразу. Мучает тебя это. Казнишь себя. Не казни. Джонни судьбу свою сам выбрал. Двух человек убил. Отнял жизнь. Наверное, это расплата.
Я знаю, тебя это грызет изнутри, жить не дает. Так вот что я тебе скажу: никакой подлости ты не совершил. Сделал свою работу, у вашего брата она тяжелая и кровавая, мы тут не понаслышке об этом знаем.
Ты иди, сынок. Иди и будь спокоен. И спасибо тебе, что пришел. А помогать мне не надо. Мы скоро уедем с дочками. Во Фриско. Родня у меня там. Рыбаки. Уедем подальше от города этого гнилого. Жаль, Джонни здесь лежать останется…
Она заплакала неожиданно и беззвучно, уронив голову в руки. Рик посидел еще несколько секунд, потом поднялся, осторожно двинулся к дверям. Сердце саднило от острой жалости, но на душе и впрямь полегчало.
Уже у двери он оглянулся. Женщина не открывала лица, беззвучно всхлипывала, вся уйдя в свое горе. Рик Каллахан осторожно положил на зеркало у двери пачку банкнот – все, что у него было на счете. Копить он сроду не умел, так что состояния не нажил, однако не раздумывая оставил все этой женщине.
